моего тот amor не может выли и, чаю, не ведет.
И взял во меморию ее персону, я обещал к ней опять возвратиться, и в
намерении всякими мерами искать того случал, чтоб в Венецию, на несколькие
время, возвратиться Житье. 25
Итак, перевод Тредиаковского
имел большое значение для современного ему читателя, не только потому, что
знакомил не владевших французским языком с алгеброй любви, с энциклопедией
салонного обожания, но и потому, что делал это на сравнительно новом языковом
материале, очищенном от полонизмов и украинизмов н. церковнославянской
витиеватости, отличавшей литературную речь того времени. Сам Тредиаковский
хорошо понимал особенности своего перевода и предупреждал об этом читателя: На
меня, прошу вас покорно, не изволте погневаться буде вы еще глубокословныя
держитесь славен-тдизны, что я оную не славенскнм языком неревел, но почти
самым простым Русским словом, то есть, каковым мы меж собой
говорим. Перечисляя
причины такого выбора, Тредиаковский ссылается, во 1, на то, что славянский
язык церковный, а Ездив книга мирская; во 2, говорит он, язык славенскии в
нынешнем веке у нас очень темен, и многие его наши читая не разумеют; а сия
книга есть сладкия любви, того ради всем должна быть
вразумителнаэ; наконец, в
3, причина, которая, продолжает он, -вам покажется может быть самая
легкая, но
которая у меня идет за самую важную, то есть, что язык славенскои ныне жесток
моим ушам слышится, хотя прежде сего я не толок им писывал, но и разговаривал
со всеми: но за то у всех я прошу прощения, при которых я с глупословием моим
славенскнм
особым речеточцем хотел себя показывать. е
Но переводчик чувствовал, что
при новизне и оригинальности его попытки отношение читателей к этому
нововведению может быть не вполне благоприятно, что, впрочем, могло
относиться
к читателю, воспитанному на глубокословной сла-венщизнеэ. Едва ли, однако,
имел в виду Тредиаковский эту категорию читателей. Наоборот, он очевидно
рассчитывал на нового, отчасти уже европеизировавшегося, во всяком
случае, секуляризировавшегося
читателя, которому язык славенскии очень темен и жесток ушам слышится, то
есть, читателя из великосветского круга, сильно затронутого западными
влияниями.
У . этого читателя переводчик
считает даже нужным
