ее. . . Уповаю быть
представленным ее величеству. Далее он просит прислать ему 150 экземпляров Езды
в остров любви н. песню Да здравствует днесь императрнкс Анна, напечатанную
одновременно с книгой Тредиаковского. 36
На это письмо, полученное 9 января 1731 г. , Шумахер
отвечал 11 того же месяца и, очевидно, излагал свои опасения относительно
распространения книги Тредиаковского. Последив немедленно же ответил Шумахеру:
Не бойтесь распространять мою книгу среди публики; было бы очень хорошо
напечатать еще 500 экземпляров, но оставляю это на ваше
благоусмотрение. 37
В том же письме от 17 января Тредиаковский дает живую
картинку приема, оказанного его книге в Москве:
Суждения о ней различны
согласно различию лиц, их профессий и их вкусов. Придворные ею вполне
довольны. Среди
принадлежащих к духовенству есть такие, кто благожелательны ко
мне; другие, которые
обвиняют мспя, как некогда обвиняли Овидия за его прекрасную книгу где он
рассуждает об искусстве любить; говорят, что я первый развратитель русской
молодежи, тем более, что до меня она совершенно не знала прелести и сладкой
тирании, которую причиняет любовь.
Что вы, сударь, думаете о
ссоре, которую затевают со мною эти ханжи Неужели они не знают, что сама
Природа, эта прекрасная и неутомимая в j алычи да, заботится о том, чтобы
научить все юношество, что такое любовь- Ведь, наконец, наши отроки созданы
так же как и
другие, и
они не являются статуями, изваянными из мрамора и лишенными
чувствительности; наоборот,
они обладают всеми средствами, которые возбуждают у них эту страсть, они
читают ее в
прекрасной
книге, которую составляют русские красавицы, такие, какие очень редки в
других
местах.
Но оставим этим Тартюфам них
суеверное бешенство; они не принадлежат к числу тех, кто может вше
вредить. Ведь рот сволочь, которую
в просторечии называют попами.
Что касается людей светских, то некоторые из них мне
рукоплещут, составляя
мне похвалы в стихах, другие очень рады видеть меня лично и балуют меня. Есть
однако и такие, кто меня порицает.
Эти господа разделяются на два разряда. Одни называют
меня тщеславным, так как я заставил этим трубить о себе, и это, по их словам,
свойственно человеку, предубежденному в свею пользу, который выставляет свою
суетность пред публикой. Вот это прекрасно. Но посмотрите, сударь, на
бесстыдство последних; оно, несомненно,
поразит вас. Ведь они, винят меня в нечестии, в нерелигиозности, в деизме,
в атеизме, наконец во всякого рода ереси.
Клянусь честью, сударь, будь
вы в тысячу раз строже Катона, вы не могли бы остаться здесь твердым и не
разразиться грандиознейшими раскатами смеха.
