С листа на листок упадает, То
сидит, то спешит, Около мягких лоз. То на воздухе кругом вертится, Либо с
верху на травку валится. То
пастушке на груди садится, Нежно тело
скрашивает, вьется, скачет, вспрыгивает:
То на висок, то на глазок, то и на маленькой
роток. В
том завидлив стал пастух, Будто бабочку сгоняет; А пастушку сам хватает: То
за лицо, то за плечо, То и за ручки вдруг. Уже бабочка зыблется
лугом, Устремившись
за пестриньким другом, П. вперед, и назад и кругом; К верху, к низу, то за
лесок, В рощу, в кустик, за ручейок: То распустись, то и сдепясь, доколь
частых дерев кружась Тут пастушке драгой, указал пастух рукой: Вот нам должно
так с тобой; Ит. гулять, то скакать,
В роще сей густой. Посмотри все пригорки смеются, И приятно источники
льются; И по мзконькои травке вьются:
Вскачем, воспрянем вдруг
завоем, . Тихим лесом вместе пойдем.
Ты для меня, я для тебя. Ты будешь бабочка моя
2. м
Если возвратиться к
периодической афише и всмотреться, сразу можно отметить несообразную датировку
29 феврали 1758, чего не могло быть в простом, а не високосном году; также
13 часов пополуночи. Невидимому, и 1758 г. был взят как нереальная
дата. Бисер, мумия и
химия, все это явные намеки на занятия Ломоносова изготовлением цветного
стекла, бисера и мозаики и, очевидно, хронологически совпадают с его
хлопотами по организации стеклянной фабрики в Усть-Рудицах. Эти данные наводят
на мысль,
что пародия И. П. Елагина относится ко времени никак не позднее конца 1752 г.
и, может быть, связана с известным а Письмом о пользе стекла, вышедшем в
том же году.
Особенный интерес представляет
та часть елагинской афиши, в которой характеризуется баллетя Буртование
гигантов.
