Впрочем, едва ли был прав Сумароков, считая, что
А. П. Шувалов ругал
его предо всею Европою именно за то, что он не хогед сделаться проткну
граф. Разумовского
злодеем. Но в основной о верно указывал Екатерине, что Шуваловы стремилась
привлечь его на свою сторону.
Отыскать сведения о том, как
относились за границей к cDtscoursy Л ере и pa и письму Шувалова, не удалось.
Но для истории литературной полемики Ломоносовского времени эти ненайденные
данные едва ли представят большой интерес, они явятся материалом боковым, а
не основным, к которому исследование должно обращаться в первую очередь.
В то самое время, как
Ломоносов волновался из-за речи аббата Лефевра, Сумароков, незадолго перед
тем публично прощавшийся с музами и заявлявший:
Прощайте музы на всегда
Я более писать не буду никогда,
вновь возобновил свою
литературную деятельность. В журнале Праздное время в пользу употребленное, в
листе
от 4 марта, была помещена серия ноных произведений Сумарокова, в том-числе
притча: Досл. во Львовой коже.
Усел одетый в кожу Львову, Надев обнову, Гордиться стал, И
будто Геркулес под оною блистал. Да как сокровища такие собирают Мне сказано и
львы как кошки умирают, И кожи с них задирают. Когда преставится свирепый лев;
Не страшен левий зев, И гнев;
А против смерти нет на свете
обороны; Лишь только не такой но смерти львам обряд Нас черви как умрем дат, А
львов едят вороны. Каков стал горд усел, на что о тон болтать
Легохонько то можно испытать, Когда мы
взглянем,
На мужика, И почитати станем Мы в нем откупщика, Который
продавал подовые па рынке, Или у кабака,
