далеко не лишним, подтверждением
слов Энгельса: Маркс впервые открыл великий закон исторического
движения, закон,
по которому всякая историческая борьба, совершается ли она в
политической, религиозной,
философской или в какой-либо другой идеологической области, в
действительности является только более или менее ясным выражением борьбы
общественных классов. 29
Показать эту подспудную борьбу
за видимостью персональной поленики являлось основной задачей настоящей работы.
Вместе с тем, автору казалось нужным для более правильного
понимания развития русской литературы второй половины XVIII и начала XIX в.
, вплоть
до Пушкина, пересмотреть материалы, относящиеся к литературной борьбе
Ломоносова и его современников, не в плане биографии этих писателей, а в
увязке с литературной средой, на которую обычно старая история литературы
внимания не обращала. Эти объясняется утомительное, может быть, иногда
исчисление мелких и малоинтересных писателей 30-х 60-х гг. XVIII
века; но, думается,
работа эта не бесполезна.
В работах, подобных настоящей,
где делается упор на привлечение, систематизацию и интерпретацию частью
известных, частью забытых, частью вовсе новь фактов, неизбежна опасность
биографического уклона. Стараясь все время избежать греха биографизмэ, автор
не меже г не признаться, что ни Ломоносов, ни Треднаковский, ни Сумароков не
были для
него отвлеченными схемами, а представляли живые, реальные фигуры. И как ни
чужд нашей эпохе Ломоносов с его рационализмом, с его культом просвещенного
абсолютизма, с ограниченностью его классового миропонимания, но все же он
понятнее н. ближе нам, чем диковатый Тредиаковский и нервный, издерганный
Сумароков. И совсем понятно звучит для пас тезис Ломоносова, заимствованный
ни у Цицерона: В безделицах я Стихотворца не вижу, в обществе гражданина
видеть его хочу, перстом измеряющего людские пороки. 6 февраля 1935 г.
