И громко с шумом
вод свой треск соединяют,
Меж морем рушился и
воздухом предел
Дождю навстречу
дождь с кипящих волн летел.
Это не
тихая картина северного стшия, описанного в радужных красках, это грозный
напор стихийной
силы, требующей жертвы от безпомощнаго человека среди страшного разгула
непобедимого
холодного моря. Картина, давно знакомая Ломоносову. Еще ребенком он слышал
разсказыотца
и бывалых людей о страшных бурях на океане, о зимах на Колгуеве, Новой Земле,
Шпицбергене, об опасных переездах по Белому морю. Поэт воскресил в своей
памяти одну из этих картин, на фоне которой поместил своего любимого героя. И
герой этот не смутился от ярости голодных волн; он не потерял присутствия духа.
Мужайтесь крикнул он нас промысел небесный искушает. Буря утихла; сам Бог
морей волнам седым подобен, смиряется перед Петром, вошедшим без страха в его
владения; он не смеет стать перед ним и только дерзает сказать ему вослед:
Твои моря, над
нами царствуй век,
Тебе течение
пространных тесно рек,
Построй великий
флот, поставь в пучине стены.
Впереди Соловецкие острова, святой приют отшельников мира, где
царит полное забвение радостей внешней жизни, где водворилась благоговейная
тишина в труде и молитве. Поэт быстро переходит от тревоги бурного описания к
изображению мирного Жития:
Уже на западе
восточными лучами Открылся, освящен, с высокими
верхами Пречудных стен округ, из диких камней град. Где вольны пленники
спасения сидят, От мира отделяясь и морем, и святыней.
Это уголок
молитвы, уединения среди волн морских от волн
житейских, святое место, где совершается дело, не каждому доступное. Такова
у Ломоносова картина моря и Соловецкого на нем базиса.
