темноте он пополз до
вала на четвереньках, чтоб часовые, расставленные
не в дальнем расстоянии один от другого, не могли его заметить, спустился в
ров, переплыл чрез него без шуму, взобрался на четвереньках на вал и опять
спустился в ров и переплыл его; потом вскарабкался на контрэскарп, перелез
через частокол и палисадник и с гласиса выбрался в открытое поле. И так самое
трудное, под защитою ночного мрака, было благополучно окончено: теперь его
спасение зависело от достижения им прусской границы; но до нее оставалось
более немецкой мили; и вот он в мокрой солдатской шинели, повязав шею носовым
платком вместо красного галстука, собрал все свои силы, чтобы до рассвета
достигнуть границы. Едва совершил он четверть пути, как стало уже рассветать,
и вскоре после того он с трепетом услыхал с крепости пушечный
выстрел, обыкновенный
сигнал о бежавшем дезертире. Этот угрожающий звук заставил его удвоить шаги, и
он побежал из всех сил, оглядываясь по временам; он увидел даже, хотя и в
далеком еще расстоянии, кавалериста из крепости, скачущего за ним во весь
опор. Но прежде нежели он мог догнать его, наш смелый беглец достиг
Вестфальской границы, и возблагодарил бога за благополучное свое спасение от
прусской власти. Даже и тут, в вестфальской деревне, он не решился
остановиться, а пошел в ближний лес, где в его густом кустарнике он снял с
себя мокрое платье, чтоб высушить его, а сам между тем лег и проспал до
сумерек. Вечером он с новыми силами пустился в путь, выдавая себя везде за
бедного студента, и пробрался таким образом через Арнгейм в Утрехт, а оттуда в
Амстердам. Здесь ампер. русский агент Олдекоп
принял его, как русского, претерпевшего на дороге несчастие, дал ему другое
платье и отправил в Гагу к русскому посланнику графу Головкину. Этот вельможа
снабжал его несколько дней всем нужным, дал ему денег необходимых на дорогу, и
отправил его обратно в Амстердам, где он скоро нашел случай сесть на
корабль, отправляющийся
в Петербург, Еще до своего отъезда он написал жене своей, оставленной им в
Марбурге,
известил ее о прибытии своем в Голлйндтио к русскому
посланнику графу
Головкину и
просил ее не писать к нему до тех пор, пока он не из-весттст1 ее о
своей дальнейшей судьбе ii о млеете своего пребывания
