он
сумеет выдвинуться, в каковых целях ему можно было бы доверить кафедру истории.
Как видим, характеристика
весьма и весьма сдержанная. Впрочем, прилежание, научные возможности Миллера
не ставятся под сомнение. Но, во-первых, здесь совершенно определенно
выражено недоумение по поводу того, что кандидат в профессора не обнародовал
никаких
своих исследований, а во-вторых, содержится намек на то, что Миллер слишком
много времени уделяет выполнению работ, не относящихся к
науке. ГБ. Бюльфингер, не терпевший Шумахера, ставит
необходимым условием для получения Миллером профессуры прекращение этой его
деятельности: ведь именно Шумахер загружал своего молодого агента
поручениями, отвлекавшими
от приватного изучения истории.
Миллер стал
профессором правда,
не без вмешательства президента, по инициативе Шумахера, а уже через неделю
после избрания он отправился в научную командировку за границу. Будучи в
Англии, Миллер молодой петербургский академик был избран членом Лондонского
королевского общества. Вряд ли это произошло бы, если бы 27 июля 1730 года
Шумахер не постоял за него как за своего человека. В дальнейшем
Миллер, тяготясь
благоволением Шумахера, неоднократно вступал с ним в открытые
конфликты. Великая
распря его с недавним патроном произошла сразу же по возвращении его из-за
границы в августе 1731 года. Неприязнь обоих друг к другу была настолько
сильной, что Миллер даже свой отъезд в сибирскую экспедицию 8 августа 1733
года, где им был собран материал для его капитального труда История
Сибири, связывал
с невозможностью нормального контакта с Шумахером: Для избежание его, Шумахера,
преследований, писал Миллер много лет спустя, я вынужден был отправиться в
путешествие. Так или иначе, став профессором, Миллер перестал оказывать
приватные
прислуги Шумахеру сосредоточившись на приватном изучении
истории, Миллер, человек
вспыльчивый и норовистый, очевидно, еще в бытность свою мальчиком на
побегушках у Шумахера, копил на него свой гнев. Шумахер, со своей
стороны, имел
все основания быть в претензии на своего протеже. Высшая гуманная доблесть, на
которую способен чиновник, это не сотворить зла ближнему, когда он может его
сотворить. В случае же с Миллером Шумахер позволил себе даже некоторое
активное поползновение к тому, чтобы облагодетельствовать человека Однако ж
все обернулось черной неблагодарностью Возможно тут были и сетования на
коварство ближних и пессимистические размышления вроде- Вот и помогай после
этого людям. .
Впрочем, Шумахер
предпочитал
выступать и так часто выступал не жертвой, а орудием, даже творцом злого рока.
Сам не занимаясь наукой, он, однако, прекрасно знал психологию ученых и
делал верную ставку на их непрактичность. Профессора почти полностью оказались
в цепких руках его, ибо, по точной позднейшей характеристике
Ломоносова, приобвыкли
быть всегда при науках и, не навыкнув разносить по знатным домам поклонов, не
могли сыскать себе защищения. Искушенные в латыни, но не искушенные в
интригах, ученые мужи окрестили Шумахера flagellum professorum бич профессоров
и дальше
прошений об отставке либо случайных жалоб на него не шли.
Съехавшиеся в Петербург из разных
стран Европы ученые
представляли различные научные школы. Кроме того, в большинстве они были ярко
индивидуальны в своем научном творчестве. Острая научная
полемика, развернувшаяся
в стенах Петербургской Академии уже с первых дней ее существования, была
неизбежна. Шумахер эту борьбу идей умело превращал в борьбу самолюбий, которая
уже сама собою зачастую оборачивалась личной враждой, а то и вульгарной
склокой. Этот уровень полемики был близок Шумахеру. Здесь он чувствовал себя
в своей стихии и был всемогущ. Понимая, что де-юре Академическая
канцелярия это
всего лишь административно-хозяйственный орган, Шумахер максимально
использовал любую, как мы теперь говорим, конфликтную ситуацию для того чтобы
утвердить свое тотальное влияние в Академии де-факто При этом он как точно
указывал впоследствии Ломоносов, в таковых распрях стоял за моловших, затем
чтоб
ими старших унизить, а моловших поднять. Он и его люди намеренно становились
таковых
ссор причиною чтобы ловить в мутной воде.