том, что процесс этот
начался: столь стремительное и мощное накопление новых, в полном смысле слова
научных данных о мире было бы невозможно без перестройки умов.
Между тем
истины, открытые
наукой, были жестоки. Целых семь тысячелетий человечество было уверено в том,
что Земля является центром мира, а человек главным на ней существом. Со
стороны бога богов человечество и дом его пользовались преимущественным
вниманием. Вне этой веры человеческое познание было бессмысленно, превращалось
в коллективное многовековое безумие. И вот под этот, казалось бы, незыблемый
фундамент всеобщего мировосприятия в 1543 году было подведено взрывное
устройство поистине страшной разрушительной силы: Коперник доказал, что это не
так и что по меньшей мере еще шесть планет претендуют на равное внимание со
стороны вседержащей и всевидящей силы.
Чтобы дать поэтически
конкретное представление о том начальном ужасе вселенского одиночества, который
овладел тогда умами, мы позволим себе, отчасти забегая вперед, привести
здесь Ломоносовские строки, живо выражающие смятение человека перед зрелищем
непознанной мировой бездны строки, написанные в 1743 году, когда конфликт с
Шумахером и Академией достиг кульминационной точки.
Лице свое
скрывает день, Поля
покрыла мрачна ночь, Взошла на горы черна тень, Лучи от нас склонились прочь.
Открылась бездна, звезд полна; Звездам числа нет, бездне дна.
Песчинка как в
морских волнах,
Как мала искра в вечном льде, Как в сильном вихре тонкий прах, В свирепом
как перо огне, Так я, в сей бездне углублен, Теряюсь, мыслями утомлен.
К последним двум строкам у
Ломоносова были варианты, из которых самым пронзительным по силе, скажем так,
познавательного отчаяния был следующий:
Как персть
между высоких гор, Так
гибнет в ней мой ум и взор.
Сразу заметим, что
у
Ломоносова эти мысли и чувства не являются выражением окончательного отношения
к непознанной вселенной. Это у него лишь начало, за которым следует трудный
путь восхождения по ступеням познания. Но вот то, что Ломоносов выражает
здесь не только свои переживания и размышления, но и
общечеловеческие, необходимо
иметь в виду. Мы еще не раз увидим, как в поэзии Ломоносова целые эпохи
культурной истории человечества, их образ мыслей найдут свой поэтический образ.
Смятение, овладевшее умами на рубеже
XVI-XVII веков, разрешилось в двух
главных направлениях европейской мысли нового времени: в философском оптимизме
и философском пессимизме, связанных прежде всего с вопросом о границах и
возможностях познания. Великие имена, символизирующие разные акты высокой
трагедии познания, стоят у истоков современного естествознания.
Джордано
Бруно, воспевший в
своей поэзии героический энтузиазм, который у него всегда сопутствует
созерцанию бесконечной вселенной, бесстрашно устремившийся своею мыслью к
отдаленным мирам, возможно, обитаемым, не знавший сомнений в этом
захватывающем дух полете, сгорает увы на костре, который в то же время
был