коловратное, по
терминологии
Ломоносова. Теплоту он объясняет коловратным движением и не оставляет в своей
физической картине мира места для огненной материи
теплорода, теплотворна. Прекращение
движения означает предельную степень холода абсолютный нуль. Заполняющий
пространство мировой эфир передает теплоту на расстояние например, от солнца к
земле.
Было бы неверно
представлять
себе дело таким образом, что Ломоносов вплоть до мельчайших деталей предугадал
современный взгляд на вещи. Ни мы, ни тем более Ломоносов в этом не
нуждаемся: смысл истории науки не в предугадывания более или менее удачных хотя
это так любопытно и, главное, легко свести все к наитию, интуитивным
прозрениям и т. п. , а в трудном и не всегда стремительном, но неуклонном
продвижении к объективной истине, в борьбе идей, добытых неимоверной работой
души и ума, борьбе, полной драматизма. С этой, исторической точки
зрения, вклад
ученого в развитие науки определяется не столько известным числом гениальных
догадок впрочем, и по этой части за Ломоносова можно быть спокойным, а
тем, насколько
он повысил общий уровень эпохи в постижении мира по сравнению с
прошлым, насколько
усовершенствовал методы познания, насколько освободил человеческую мысль от
предрассудков предшественников для потомков. Ведь предел ее совершенствования
стремится к бесконечности, а наше нервное внимание к внезапным озарениям, на
столетия или даже тысячелетия опережающим время, в дилетантской подоснове
своей есть не что иное как лень душевная, неосознанное поползновение за чужой
счет решить свои проблемы, например за счет ученых которые гениально угадывают
их решение и таким образом достигают предела совершенствования, что невозможно.
Скажем, Ломоносову уже в 1741-1743
годах абсолютно
была ясна кинетическая природа тепла, но он ее связывал только с коловратным
движением частиц, а не с беспорядочным, как мы это делаем теперь. Элементы и
корпускулы Ломоносова это не совсем атомы и молекулы в современном
смысле. Точно так же и
абсолютный нуль указан Ломоносовым как возможная крайняя степень холода, а не
как количественная
величина. Главное не в этом. Главное в том, что названные выводы
Ломоносова не
догадки даже, а логические следствия из его общей атомистической концепции
строения вещества. Они не были неожиданны, они были неизбежны.
Неизбежной была и полемика его
с Лейбницем и Вольфом которого он прямо не называет по вопросу о физических
монадах, которые Ломоносов в полном соответствии с его общим воззрением считал
протяженными, закрывая таким образом путь метафизическому осмыслению
частиц. Равно
неизбежным стало его выступление против Бойля, считавшего, что увеличение
веса при прокаливании металлов происходит за счет присоединения к металлам
огненной материи. В 44 Опыта теории о нечувствительных физических частицах
тел он подбирался и к Началам Ньютона в связи с вопросом о причинах всемирного
тяготения, который, как мы помним, был оставлен великим англичанином на
усмотрение читателей. Здесь мы не оспариваем мнения мужей, имеющих большие
заслуги в науках, которые принимают кажущуюся силу притяжения как
явление, объясняющее
другие явления; в этом им можно уступить по тому же основанию, по какому
астрономы предполагают суточное движение звезд вокруг Земли для определения
кульминаций восхождений и т д. Знаменитый Ньютон установивший законы притяжения
вовсе не предполагал чистого притяжения. То, что Ломоносов готовился к
основательном разговору по поводу Начал Ньютона, подтверждается его прошением
в Академическую канцелярию написанным 23 июля 1743 года когда находясь под
арестом он работал над Опытом: Потребна мне, нижайшему, для упражнения и
дальнейшего происхождения в науках математических Невтонова Физика и
универсальная Арифметика, которые обе книги находятся в книжной академической
лавке.
Такое отношение к научным авторитетам
было в диковинку.
Когда Ломоносов представил Рассуждение о причине теплоты и холода, академики
по прочтении выразили ему свое неодобрение именно в связи с неучтивым поношением
признанных имен: Г-ну
