Ломоносовыми
огненных образах,
как, например, в следующих стихах из Краткого руководства к риторике
1743:
Светящий
Солнцев конь Уже не в
дальний юг Из рта пустил огонь, Но в наш полночный круг.
Глава III
Другой погрешил чем-то против
меня Пусть сам смотрит свой душевный склад, свои действия. А я сейчас при том,
чего хочет от меня общая природа, и делаю я то, чего хочет от меня моя
природа.
Марк Аврелий
1
Вступление Ломоносова в пору
строгой творческой зрелости совпало по времени с важным событием в его личной
жизни. В ноябре 1743 года, когда он еще находился под стражей, к нему в
Петербург переехала его жена Елизавета-Христина с дочерью Екатериной-Елизаветой
и со своим братом Иоганном Цильхом.
Трудными были
первые годы ее
замужества. Конфликт Михея с бергратом Ганкелем не мог не смутить тревогой за
будущее едва возникшей семьи. Ведь с октября 1740 года по май 1741 года ее
29-летний муж проживал в доме ее матери инкогнито. Когда он отправился в свой
Петербург, прочное, обеспеченное будущее рисовалось ему только в желаниях его,
в мечте. На самом же деле он ехал в полную неизвестность. Эта же
неизвестность, да еще непредвидимое долгая разлука с ее Михеем легла тяжким
грузом на ее плечи. Да еще естественная тревога матери за дитя: двухлетнюю
Екатерину-Елизавету. К тому же она ждала еще одного ребенка, которого отец
так и не увидел: родившийся 22 декабря 1741 года сын, названный при крещении
Иваном, умер в январе 1742 года. Двусмысленное положение то ли брошенной жены,
то ли вдовы, конечно, тяготило дочь покойного пивовара Генриха Пильна. Эта
полная неизвестность о муже, тяжелая сама по себе, была просто невыносимой в
бюргерском окружении. Ломоносов, со своей стороны, не мог сразу же выписать
семью к себе: ведь первые семь месяцев по приезде в Петербург он оставался
студентом, а потом следствие по делу Шумахера, собственный арест и при всем
том неимоверная внешняя загруженность академической работой, равно как и
доходящая до самозабвения внутренняя увлеченность великими идеями в науке и в
поэзии, всецело подчинили его себе. Быть может, прав был Даниил
Бернулли, человек
равного творческого темперамента и увлеченности, не позволивший себе
обзавестись семьей и целиком посвятивший свою долгую жизнь науке
Так или иначе, Елизавета-Христина
решила действовать.
В феврале 1743 года она обратилась к русскому посланнику в Гааге графу
А. Г. Головкину
тому самому, который в свое время отказался заниматься Ломоносовским делом с
просьбой переслать ее письмо к мужу. А. Г. Головкин отправил письмо канцлеру
А. П. Бестужеву-Рюмину. Тот передал его профессору Штелину который, будучи
наставником в науках великого князя Петра Федоровича, часто находился при
дворе.
В начале марта
Ломоносов
получил письмо жены. Шмелин, поведавший нам всю историю с
письмом, свидетельствует,
что Ломоносов при этом воскликнул: Боже мой Я никогда не покидал ее и никогда
не покину Ломоносов всегда помнил жену, то есть действительно никогда не
покидал ее в своих мыслях просто обстоятельства были
