своих поступках перед
профессорами прав. Более того: Шумахер не просто одержал личную победу над
жалобщиками, но спас и утвердил окончательно сатанинскую идею, творцом и
апологетом которой был на протяжении двух десятилетий, идею бюрократической
опеки над наукой. Канцелярия в том виде, в каком ее выпестовал и укрепил
Шумахер, в тех масштабах, какие приобрело ее влияние на академическую жизнь
под умелым руководством Шумахера, необходима Академии вот вывод, к которому
пришли юный президент и его наставник. Если до сих пор Шумахер действовал
де-факто, то теперь он получал возможность действовал и де-юре. В Регламенте,
наконец-то составленном и прочитанном в Академическом собрании 13 августа 1747
года, о Канцелярии было сказано буквально следующее: Канцелярия утверждается
по указам ее императорского величества, и оная есть департамент, президенту
для управления всего корпуса академического принадлежащий, в которой члены
быть должны по нескольку искусны в науках и языках, дабы могли разуметь
должность всех чинов при Академии и в небытность президента корпусом так, как
президент сам, управлять, чего ради и в собрании академиков иметь им голос и
заседание. Ученым людям и учащимся, кроме наук, ни в какие дела собою не
вступать, но о
всем представлять Канцелярии, которая должна иметь обо всем попечение
Обращает на себя
внимание
оговорка о том, что члены Академической канцелярии быть должны по нескольку
искусны в науках и языках. Впечатление такое, что она специально сделана для
Шумахера и Теплова, которые в науках и языках были искусны именно по нескольку
впрочем, то же самое можно сказать и о президенте. По Регламенту
выходило, что
они, практически не имея основательной научной подготовки, получали право не
только заседать в Академическом собрании, но и подавать свой голос в пользу
того или иного труда, проекта, мнения, а ученым людям проникать в
сферы, подлежащие
компетенции Академической канцелярии, не позволялось. Можно было лишь о всем
представлять Канцелярии, окончательное же решение принималось ею и
утверждалось президентом. Семнадцать лет спустя после утверждения Регламента
Ломоносов совершенно точно охарактеризовал бюрократическую кухню, в которой
были изготовлены новый штат и Регламент Академии. Основываясь только на
глубоком анализе содержания и стиля этих документов он пришел к выводам которые
впоследствии были подтверждены документально: По вступлении нового президента
сочинен новый штат, в коем расположении и составлении никого, сколько
известно,
не было из академиков участника.
Шумахер подлинно давал сочинителю
Теплову. Е. Л. советы, что из многих его
духа
признаков, а особливо из утверждения
канцелярской
великой власти, из выписывания иностранных профессоров, из отнятия надежды
профессорам происходить в высшие чины несомненно явствует. Оный штат и
регламент в Собрании профессорском по получении прочитан однажды а после даже
до напечатания содержан тайно
Вот почему все
предшествовавшие коллективные и индивидуальные жалобы
Ломоносова, Гмелинка, Миллера,
Рахмана, Делила и других профессоров на Шумахера на задержки жалованья, на
прочие постоянные утеснения, на то, что он сделал своего зятя Тауберта
надсмотрщиком
над профессорами и адъюнктами заранее были обречены на неуспех. И вот почему
после принятия Регламента несколько профессоров вынуждены были покинуть
Академию, в их числе Хмелин, Делил и профессор древностей и истории
литеральной Христиан Крузиус. По поводу первых двух, ученых
знаменитых, Ломоносов
писал, что Делил, будучи с самого начала Академии старший, по справедливости
искал первенства перед Шумахером и, служа двадцать лет на одном
жалованье, просил
себе прибавки, и как ему отказано, хотел принудить требованием абсида
отставки.
Е. Л. ,
который
ему и дан без изъяснения и уговаривания, ибо Шумахер рад был случаю, чтобы
избыть своего старого соперника а Гмелинку по свидетельству Ломоносова Шумахер
чинил многие препятствия в сочинении российской флоры, на что он жаловался
Отъезд этих ученых
и глухой
ропот оставшихся теперь уже мало волновали Шумахера. Достигнув полного
взаимопонимания с Тепловым, сохраняя, впрочем, почтительную