Шестая глава первой части
посвящена одному из основных разделов ораторского искусства и называется О
возбуждении, утолении и изображении страстей. Здесь показано, какою трудной
ценой дается убеждение аудитории в правоте своего мнения, как много надо знать
для того, чтобы, выведя слушателей из состояния душевного
равновесия, подчинить
их правому мнению: . . . чтобы сие с добрым успехом производить в дело, то
надлежит обстоятельно знать нравы человеческие, должно самым искусством чрез
рачительное наблюдение и философское остроумие высмотреть, от каких
представлений и идей каждая страсть возбуждается, и изведать чрез нравоучение
всю глубину сердец человеческих.
В идеале оратор, владеющий
аудиторией, должен
соответствовать следующим требованиям: Что до состояния самого ритора надлежит,
то много способствует к возбуждению и утолению страстей: 1. когда слушатели
знают, что он добросердечный и совестный человек, а не легкомысленный
ласкатель и лукавец, 2. ежели его народ любит за его заслуги, 3. ежели он
сам ту же страсть имеет, которую в слушателях возбудить хочет, а не притворно
их страстными учинить намерен. . . 4. ежели он знатен породою или
чином, 5. с
важности знатного чина и породы купно немало помогает старость, которой честь
и повелительство некоторым образом дает сама натура.
Такой оратор должен учитывать
следующие главные
слушателей свойства: 1. возраст, 2. пол, 3. воспитание, 4. образование у
людей обученных надлежит возбуждать страсти с умеренною живости, а у простаков
и у грубых людей должно употреблять всю силу стремительных и огорчительных
страстей: для того, что нежные и плачевные столько у них
действительны, сколько
лютне у медведей.
Важное место в
первой части Риторики
занимает глава седьмая О изобретении витиеватых речей, в которой говорится
одновременно о важности этого приема и о необходимости соблюдать меру в
пользовании им. Витиеватые речи, пишет Ломоносов которые могут еще
называться замысловатыми словами или острыми мыслями, суть предложения, в
которых подлежащее и сказуемое сопрягаются некоторым странным, необыкновенным
или и чрезъестественным образом, и тем составляют нечто важное или приятное. .
. Затем приводится целый ряд примеров, заимствованных у древних авторов и
своих собственных, показывающих, насколько действенным может быть этот прием:
Глупости бедный приводит в смех, а сильный в слезы, Праведный гнев есть
милосердие, Гомер, когда прославлял других своими стихами, тогда и сам себя
вечной памяти предал, Когда тебя уязвит безумный поношением, раны лечить не
старайся, то скоро исцелуешь и т. д. Однако ж витиеватые речи опасны
тем, что
могут незаметно для оратора из средства превратиться в цель. Вот
почему, отдавая
должное этому приему как одному из основных в ораторском искусстве, Ломоносов
все-таки пишет: Ни в чем красноречие так не утверждается на примерах и на
чтении и подражании славных авторов, как в витиеватом роде слова. . . ибо не
токмо сие требуется, чтобы замыслы были нечаянны и приятны, но сверх того за
ними излишне гонючись не завраться, которой погрешности часто себя подвергают
нынешние писатели: для того что они меньше стараются о важных и зрелых
предложениях, о увеличении слова чрез распространения или о движении сильных
страстей, нежели о витийстве. Вместо нынешних писателей вспомним рекомендации
Миллера Ломоносов предлагает будущим ораторам в качестве примеров соблюдения
такта в употреблении витиеватых очей византийских автолов Иоанна Ламаскина
Анджея
Критского, Григория Назианзина.
Вторая часть О украшении интересна
прежде всего
мыслями Ломоносова, в которых уже вырисовываются очертания его будущей теории
трех
штилей. В 165 читаем: Чистота штиля зависит от основательного знания
языка, от
частого чтения хороших книг и от обхождения с людьми, которые говорят чисто. В
первом способствует прилежное изучение правил грамматических, во втором
выбирание из книг хороших речений и выражений, в третьем старание о чистом
выговоре при людях, которые красоту языка знают и наблюдают. Что до чтения
книг надлежит, то перед прочими советую держаться книг церковных для изобилия
речений, не для чистоты, от которых чувствую себе немалую
