Что я кругом
объят бедой, Однако мысли не мятутся, Когда Господь заступник мой.
Самое представление о
Боге-заступнике ассоциируется теперь с представлением о Боге-союзнике ср. в
3-й строфе этого же стихотворения: Поборник мне и Бог мой буди. . . .
В переложении 143-
го псалма
лирический герой уже с полным сознанием дистанции, отделяющей его от остальных
людей, которые обречены на безвыходное вращение в кругу тщетных
помыслов, призывает
на землю не щедроту Бога, а грозу:
Да паки на земли явятся Твои
ужасны чудеса.
Это требование второго
пришествия показывает, что лирический герой окончательно уверовал в святую
истинность своего дела. Обращаясь к Богу, он прямо требует: Рассыпь врагов
твоих пределы. . .
Поэтому
неудивительно, что
интонация всего стихотворения поразительно спокойная, несмотря на традиционно
мрачную тему.
В переложении 145-
го псалма
сведена воедино вся нравственная проблематика псаломской части
цикла. Композиционно
это стихотворение соотносится с переложением 1 го псалма, и его можно было бы
рассматривать как очередную вариацию на тему о том, что Бог всенепременно
должен покарать грешников. Однако отличие здесь есть, и отличие
принципиальное: в этом стихотворении лирический герой Ломоносова впервые
обращается не к Богу, а к людям, обращается как носитель высшей правды, как
посредник между Богом и людьми:
Никто не уповай
вовеки
На тщетна власть
Князей
земных:
Их те ж родили
человека,
И нет спасения от
них.
Переложением 145-го псалма
завершается псаломская часть цикла. Новой фазе в развитии героя соответствует
Ода,
выбранная из Иова и два Размышления.
В Оде, выбранной из
Иова, обнажающей онтологические
глубины бытия, именно его устами вещает Божество. Ему же принадлежит
практическая
сентенция финала, обращенная к смертному:
В надежде тяготу сноси И без
роптания проси.
Человек, который только
ропщет в горести, не больше как простой смертный. Он необходимо и слепо
должен подчиниться объективным следствиям своего собственного ограниченного
представления о мире и его творце. Именно поэтому ропот его
напрасен, бессмыслен,
а удел его терпение. Творец требует и ждет от человека другого:
Яви премудрость
ты свою.
Вот почему в
контексте всего
цикла Ода, выбранная из Иова как ни парадоксально такое
заключение ориентирует
на активное отношение к действительности. Ибо здесь пафос не в борьбе зла и
добра, грешников и праведников, а в борьбе тьмы и света, незнания и знания.
Став носителем
высшей истины, недоступной простым смертным, лирический герой не
