стала распоряжаться насчет
обеда. Рахман жил значительно дальше и добирался до дома дольше. Пошел второй
час пополудни.
О том, что
произошло в эту
пору в доме Рахмана, спустя неделю поведали Санкт-Петербургские ведомости:
Когда
г. профессор, посмотревши на указателя электрического, рассудил, что гром
еще далеко отстоит, то уверил он грыдыровального мастера Соколова, что теперь
нет еще никакой опасности, однако когда подойдет очень близко, то-де может
быть опасность. Вскоре после того, как г. профессор, отстоя на фут от
железного прута, смотрел на указателя электрического, увидел помянутый
Соколов, что из прута, без всякого прикосновения, вышел бледно-синеватый
огненный клуб, с кулак величиною, шел прямо ко лбу г. профессора, который в
самое то время, не издав ни малого голосу, упал назад на стоящий позади его у
стены сундук. В самый же тот момент последовал такой удар, будто бы из малой
пушки выпалено было, отчего и оный грыдыровалный мастер упал на земель и
почувствовал на спине у себя некоторые удары, о которых после усмотрено, что
оные произошли от изорванной проволоки, которая у него на кафтане с плеч до
фалд оставила знатные горелые полосы.
Сам Ломоносов об этом трагическом
событии сразу же
написал И. И. Шувалову. Его письмо прекрасно характеризует в нем и ученого и
человека. В Путешествии из Москвы в Петербург Пушкин заметил: . . . Ломоносов
был добродушен. Как хорошо его письмо о семействе несчастного Рахмана Оно
стоит того, чтобы привести его целиком:
Милостивый государь Иван
Иванович
Что я ныне к
вашему
превосходительству пишу, за чудо почитайте, для того что мертвые не пишут. Я
не знаю еще или по последней мере сомневаюсь, жив ли я или мертв. Я вижу, что
г. профессора Рахмана громом убило в тех же точно обстоятельствах, в которых
я был в то же самое время. Сего июля в 26 число, в первом часу
пополудни, поднялась
громовая туча от норда. Гром был нарочито силен, дождя ни капли. Выставленную
громовую машину посмотрев, не видел я ни малого признаку электрической
силы. Однако,
пока кушанье на стол ставили, дождался я нарочитых электрических из проволоки
Искыр, и к тому пришла моя жена и другие, и как я, так и она беспрестанно до
проволоки и до привешенного прута потыкались, затем что я хотел иметь
свидетелей разных цветов огня, против которых покойный профессор Рахман со
мною спаривал. Внезапно гром чрезвычайно грянул в самое то время, как я руку
держал у железа, и искры трещали Все от меня прочь побежали. И жена просила
чтобы я прочь шел Любопытство удержало меня еще две или три минуты, пока мне
сказали, что шит поостынут а по и то i и электрическая сила почти перестала
Только я за столом
посидел несколько
минут, внезапно
дверь отворил человекпокойного Рахмана, весь в слезах и в страхе запыхавшись Я
думал что его кто-нибудь на пологе бил когда он ко мне был посылай Он чуть
выговоошг ПооЬессооагшмом зашибло В самой возможной
страсти, как сил было много, приехав увидел, что он лежит бездыханен Ьедняя
вдотя и ее мять тякотьт же как он бггедньт Мне и минушттяя r близости моя сметь
и его
бледное тело и бывшее с ним наше согласие и лпужба и плач его жены, детей и
дому столь были чувствительны, что я великому
ГгГдитт Тапком як
го дояуклягкгяипткеяопнГиГП X Т
яытп дат и гип 1Гяя
тепел однако голова
его
повреждена, и больше нет надежды. Итак, он пньш опытом
уверил, что
электрическую громовую силу отвратить можно однако на шест с железом который
должен стоять на пустом месте, в которое бы гром бил сколько хочет. Между тем
умер г. Рахман прекрасною смерти, исполняя по своей профессии
должность. Память
его никогда не умолкнет, по бедная его вдова, теща,
