филологических разысканий, которые
необходимо рассматривать в русле общих культурных задач, стоявших перед
Ломоносовым.
Вопрос о языке не
был только
научным вопросом: в большой мере он был еще и вопросом общественно-
государственным.
Петр I был непримиримым противником славенщизны, невнятных переводов, вообще
использования славянских слов и оборотов в законах, приказах, донесениях и т.
п. Новые жизненные ценности несли с собою новые слова. Язык русский эпохи
петровских реформ пребывал в трудном процессе перестройки, не только
грамматической, но и лексической. Проблема славянизмов отражала в себе один
из важнейших аспектов более широкой, исторически глубокой и больной
проблемы, а
именно: проблемы соотношения двух культур, средневековой и новой, самобытной
и европеизированной, во всем дальнейшем развитии послепетровской России. В
языке острее всего ощущалась необходимость изжить отрицательные культурные
последствия петровского переворота. Ломоносов принял на себя выполнение этой
задачи. Изменения в грамматическом строе русского языка по сравнению со
средневековым периодом были осмыслены и подытожены в Российской
грамматике. Теперь,
в Предисловии о пользе книг церковных, Ломоносов решал задачу отыскания
оптимальной меры, определяющей соотношение различных лексических пластов в
выражении нового культурного содержания, мировоззрения нового человека.
Предисловие решает
три
филологических задачи: 1. Задачу сочетания церковнославянской и собственно
русской лексики, 2. Задачу разделения литературных стилей и 3. Задачу
разграничения литературных жанров.
Вопрос о
славянизмах ставится
Ломоносовым в связи с историческим развитием русского языка. Вот краткий, но
широкий и энергичный очерк истории русского языка, сделанный мощной
Ломоносовской
кистью: В древние времена, когда славянский народ не знал употребления
письменно изображать свои мысли, которые тогда были тесно ограничены для
неведения многих вещей и действий, ученым людям известных, тогда и язык его
не мог изобиловать таким множеством речений и выражений разума, как ныне
читаем. Сие богатство больше всего приобретено купно с греческим христианским
законом, когда церковные книги переведены с греческого языка на славянский для
славословия Божия. Отменная красота, изобилие, важность и сила эллинского
слова коль высоко почитается, о том довольно свидетельствуют словесных наук
любители. На нем, кроме древних Гомеров, Пиндаром, Демосфенов и других в
эллинском языке героев, витийствовали великие христианская церкви учители и
творцы,
возвышая древнее красноречие высокими богословскими догматами и парением
усердного пения к Богу. Ясно сие видеть можно вникнувшим в книги церковные на
славянском
языке; коль много мы от переводу Ветхого и Нового завета, поучений отеческих,
духовных песней Дамаскиновых и других творцов канонов видим в славянском языке
греческого изобилия и оттуда умножаем довольство российского слова, которое и
собственным своим достатком велико и к приятию греческих красот посредством
славянского
сродно.
Пройдет около
семидесяти лет, и
Пушкин, завершая начатое Ломоносовым великое дело создания литературной нормы
русского языка, оглянется на его историю, охарактеризует ее проще и
лаконичнее, но при этом не оспорит ни одного из пунктов, выдвинутых
Ломоносовым в цитированном высказывании. В пушкинской статье О предисловии
г-на Ремонте к переводу басен И. А. Крылова читаем: Как материал словесности,
язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство перед всеми европейскими:
судьба его была чрезвычайно счастлива. В XI веке древний греческий язык вдруг
открыл ему свой лексикон, сокровищницу гармонии, даровал ему законы
обдуманной своей грамматики, свои прекрасные обороты, величественное течение
речи; словом, усыновил его, избави таким образом от медленных
усовершенствований
времени. Сам по себе уже звучный и выразительный, отселе замелет он гибкость
и правильность. Простонародное наречие необходимо должно было отделиться от
книжного; но впоследствии они сблизились, и такова стихия, данная нам
для сообщения наших
