сумароковского лагеря беспристрастным
молчанием без огорчения. Но ему все-таки не удалось остаться в стороне от
сатирической возни вокруг его имени и произведений. Причем не пародии и
нападки Елагина вывели его из состояния равновесия, а настояния мецената, И.
И.
Шувалова, который потребовал от Ломоносова выступить против сумароковско-
елагинской
группы и у которого были на то свои причины.
В
исполнение приказания, от
вашего превосходительства в нынешнем письме присланного, не могу никоим
образом отказаться, по вашему убеждению, почитая вашу неоднократно
объявленную мне волю так начинается письмо Ломоносова к Шувалову от 16 октября
1753 года. Шуваловское письмо, о котором здесь говорится, не
найдено, но, судя
по тому, что сказано Ломоносовым, меценат настаивал, чтобы он вступил в
полемическую схватку со своими литературными противниками, которые вдобавок
стали еще и противниками самого мецената.
Поначалу они
нападали только
на Ломоносова. Некоторое время спустя после пародийной афишки Елагин написал
стихотворное послание к Сумарокову Творцу Секиры, где высказал ему упрек за то,
что он положительно отзывался о Ломоносове в своих давних эпистолах о
стихотворстве и русском языке:
Научи, творец
Секиры, Где
искать мне оной лиры, Ты которую хвалил; Покажи тот стих прекрасный, Вольный
склад, при том и ясный, Что в эпистолах сулил.
Где
Мальгерб, тобой почтенный,
Где сей Пиндар
несравненный,
Что в эпистолах
мы чтим
Тщетно оды я
читаю,
Я его не
обретаю,
И красы не знаю в
нем.
Я весьма не
удивляюсь, комментирует
Ломоносов в своем письме эти строки, что он в моих одах ни Пиндара, ни
Малгерба
не находит, для того что он их не знает и говорить с ними не умеет, не
разумея ни по-гречески, ни по-французски. Не к поношению его говорю, но хотя
то есть желая. Е. Л. ему доброе советовать за его ко мне усердие, чтобы
хотя одному
поучился.
Однако ж меценат
понуждал
Ломоносова к вступлению в схватку в связи с другим произведением
Елагина Сатирой
на петиметра и кокеток. Нетерпение, с которым И. И. Шувалов делал это, обычно
объясняют тем, что он будто бы узнал в портрете, изображенном Елагиным, такую
свою черту, как пристрастие к французским нарядам, моде, вообще ко всему
французскому. По правде говоря, наблюдение соответствовало
действительности, но,
думается, не исчерпывало всех причин раздражения и настойчивости
Ломоносовского
патрона. Дело в том, что слово петиметр означало не только модник, ветреный
молодой человек. Оно предполагало еще и такой оттенок значения: ветреный
молодой человек, находящийся на содержании у богатой и знатной
дамы. Венецианским
синонимом этого французского слова было чичисбей. Чуть позже вошло в
употребление альфонс. Только уловив такой нюанс смысла слова, можно объяснить
нетерпение, с которым требовал от Ломоносова ответных сатирических
произведений 26-летний Шувалов, покровительствуемый 44-летней Елизаветой.
Впрочем, обратимся к
елагинской сатире. Это произведение артистическое и вдвойне сатирическое. Оно
написано вновь в форме послания к Сумарокову. Причем здесь Елагин все
произносит, как бы гримируясь под Ломоносова, который в поте лица бьется
над
