низкою моею породою попрекают,
видя меня, как бельмо на глазе, хотя я своей чести достиг не слепым счастьем,
но данным мне от Бога талантом, трудолюбием и терпением крайней бедности
добровольно для учения. И хотя я от Александра Сергеевича мог бы но
справедливости требовать удовольствия за такую публичную обиду, однако я уже
оное имею чрез то, что при том постоянные люди сказали, чтобы я причел его
молодости, и его приятель тогда ж говорил, что я напрасно обижен. А больше
всего тем я оправдан, что он, попрекая недворянство, сам поступил не
по-дворянски.
Иными словами: в
отличие от
всех вас, я стал дворянином своей чести достиг, избрав крайнюю бедность
добровольно для учения многие ли из вас отказались бы от своего богатства ради
высокой цели; я
мог бы вызвать Строганова на дуэль, да уж больно он молод; вы, милостивый
государь Иван Иванович, может быть, думаете, что ваш знакомец не стал бы
драться со мною как с бывшим мужиком Так знайте, что и я сам уже не вижу
нужды в дуэли с бывшим дворянином.
Пройдет семьдесят
лет, и
другой Александр Сергеевич напишет: Имена Минина и Ломоносова вдвоем, может
быть, перевесят все наши старинные родословные. Но странно было бы их
потомству не гордиться сими великими именами. Пушкин через головы двух
поколений протягивает руку Ломоносову. И дело здесь даже не в том, что он его
имя упоминает. Дело в том, что так же, как Ломоносов, он, доводя до
логического конца этику своего сословия, выходит на всечеловеческий
простор. Великий
плебей Ломоносов учил выходцев из родовитого дворянства: не роняйте своего
достоинства. Шестисотлетний дворянин Пушкин учил всех без исключения
соотечественников и продолжает учить доселе: помните своих великих предков и
гордитесь ими.
Насколько выше
стоял Ломоносов
своего вельможного окружения в нравственном отношении показывает известная
история о том, как Шувалов не без намерения позабавить себя и знакомых решил
устроить в своем доме комедию примирения Ломоносова и Сумарокова.
Прекрасно
разобравшись в
истинных мотивах, которыми руководствовался его покровитель, Ломоносов по
возвращении домой написал ему свое знаменитое письмо, которое едва ли не
наизусть знал Пушкин и цитировал и ссылался на него не однажды:
Милостивый
государь Иван Иванович.
Никто в жизни меня больше не
изобидел, как Ваше высокопревосходительство. Призвали Вы меня сегодня к себе,
Я думал, может быть, какое-нибудь образование будет по моим справедливым
прошениям. Вы меня отозвали и тем поманили. Вдруг слышу: помирись с
Сумароковым то есть сделай смех и позор, свяжись с таким человеком, от коего
все бегают; и Вы сами не ради. Свяжись с тем человеком, который ничего
другого не говорит, как только всех бранит, себя хвалит и бедное свое
рифмичество
выше всего человеческого знания ставит. Тауберта и Миллера для того только
бранит, что не печатают его сочинений, а не ради общей пользы. Я забываю все
его озлобления и мстить не хочу никоим образом, и Бог мне не дал злобного
сердца. Только дружиться и обходиться с ним никоим образом не могу, испытав
через многие случаи, и знаю, каково в крапиву Не хотя Вас оскорбить отказом
при многих кавалерах показал я Вам послушание- только Вас уверяю что в
последний паз Ваше высокопревосходительство имея ныне случай служить отечеству
вспомоществованием
в науках, можете лутчие дела производить, нежели меня мирить с Сумароковым
Зла ему не желаю Мстить за обила и не думаю И только у Господа прошу чтобы мне с
ним незнаться Будь
он человек знающий и искусный пускай делает пользу отечеству я по моему малому
таланту также готов
стараться. Ас таким человеком
обхождения иметь не могу и не хочу, которой все
ТТТЮТЬГТТР то тт.ii
i ТТООПТТТ КТПТчТ Т ТТ. IIл СЧЕС
ТТТТТ 11 Стал -Т ТЕГTTTTTTTYif ГОР
мнение
кое без всякая спасти ныне Вам поставляю Не токмо v стола знатных гЗодаога,