словами, Ломоносов как
бы планировал
второгодников. Но он исходил из реального положения дел: часто гимназистам
одного учебного года было недостаточно для овладения программным
материалом. Причину
этого Ломоносов справедливо видел не в какой-то особой непонятности русских
учеников на чем настаивали Шумахер и гимназические преподаватели, а в цеховой
замкнутости начальной академической школы, в приемных ограничениях.
Вот
почему в проекте регламента Ломоносов не устанавливает никакого возрастного
ценза для поступающих. Дело в том, что очень немногие в ту пору особенно
дворяне отдавали своих детей в Академическую гимназию. Надо было всеми
доступными средствами преодолевать, наряду с корпоративной направленностью
педагогической политики внутри Академии , эту стихию безразличия к серьезному
образованию за пределами Академии . При Ломоносове в гимназии были
представлены самые разные возрастные группы: дети четырех-пяти и шести-семи лет,
подростки и юноши шестнадцати-восемнадцати лет, взрослые двадцати
четырех двадцати
шести и даже двадцати девяти лет
Большие возможности для поправления
дел в
Академической гимназии открывало расширение социального состава
гимназистов. Ломоносов
был самым последовательным в XVIII веке борцом за демократизацию
образования. На
этом направления борьба была самой трудной. В Академическом регламенте 1747
года было сказано прямо, что в университет и гимназию разрешено принимать из
всяких чинов людей, смотря по способности, кроме положенных в подушный оклад.
Это означало, что дети крестьян и городской бедноты были лишены этой
привилегии. В 1755 году, при составлении проекта Московских
гимназий, Ломоносов,
ни слова не говоря о подушном окладе, прибег к достаточно расплывчатому
термину
разночинцы в той части проекта, где шла речь о сословиях, имеющих право на
образование, что открывало путь к знаниям детям городской бедноты, которая
платила подушную подать. Вместе с тем детям крестьян там отказывалось в приеме
не принимать никаких крепостных помещичьих людей. Все это было принято
Шуваловым и затем утверждено императрицей.
И вот
теперь, в 1758 году, Ломоносов предпринимает попытку открыть дорогу к наукам
и тому сословию, из которого вышел сам. В четвертом параграфе Проекта
регламента
Академической гимназии он, избегая всяких недомолвок, прямо и подробно
говорит об условиях приема детей крестьян и городских посадских низов: В
Академическую гимназию не должны быть принимаемы лица, положенные в подушный
оклад, и в особенности крепостные люди; если же помещик захочет отдать
кого-либо из своих людей в Гимназию по причине его особой сообразительности и
одаренности, то он должен освободить его навечно и дать Академии подписку, что
отныне не имеет на него никаких прав, однако же подушные деньги он должен
платить за него до следующей ревизии. . . Точно таким же образом должны
приниматься в Гимназию на жалованье и положенные в подушный оклад дети
посадских людей, государственных и дворцовых крестьян при наличии особых
способностей и охоты к учению и если посадское общество округ или родственники
обязуются уплачивать за них подушную подать до новой ревизии, при которой они
должны быть вычеркнуты из подушных списков.
Прекрасно
понимая, что эти его предложения натолкнутся на стену сословных предрассудков,
Ломоносов пытается пробить в ней брешь таким вот здравомысленным и благородным
увещеванием: Против этого не должны быть предубеждены обучающиеся в Гимназии
юные дворяне, ибо науки являются путем к дворянству, и все идущие по этому
пути должны смотреть на себя как на вступающих в дворянство. А затем все
принятые и не принадлежащие к дворянству должны в отношении обращения с
ними, как
и в смысле одежды, быть на том же положении, какое подобает принадлежащим к
дворянству. На военной службе числятся и дворяне и недворяне, так нечего
стыдиться этого и при обучении наукам. Замечательно это уподобление: здесь
подтексте мысль, что военная служба и служение науке равно полезны для
отечества, благородны, доблестны и почетны.
Что
касается собственно учебной
программы гимназии, то необходимо иметь в виду,
