собирался обрисовать
Екатерине
безвыходность своего положения в Академии, исходя именно из принципиальной
невозможности и нежелательности для себя выехать в чужие край, в отличие от
академиков-иностранцев, которые всегда могли вернуться к себе в
Берн, Тюбинген,
Геттинген и еще невесть куда. Подавляющее большинство научных замыслов и
начинаний Ломоносова было направлено на пользу России и вызвано потребностями
собственно русского культурного развития так что он со своей
научно-просветительской программой пришелся бы не ко двору в любой
западноевропейской академии. А в родной Академии реализовать эту программу не
дают чиновники-иностранцы. Для русского ученого ее родные стены превращены в
тюрьму.
Теперь становятся в полной мере
понятными его слова: Все
любят, да шумахершина. Внешние знаки внимания, оказываемые Ломоносову, в
создавшейся ситуации даже досадны ему. Он пережил свое честолюбие. Покуда
процветает шумахершина злейший личный враг Ломоносова, представляющий
исключительную и мало кем всерьез учитываемую опасность для Русского
государства, не будет ему покоя.
Шумахершина и является главной темой
предполагаемой беседы. Именно
на ее фоне особенно мощно звучит в заметках Ломоносова личный мотив пункты
8, 9,
10, не требующий разъяснения. За исключением, может быть, начала второй
латинской фразы. Так же, как и первая, она взята из Цицерона. Полностью
фраза выглядит так: Pro aris et focis certamen, то есть Борьба за алтари и
домашние очаги. Тут содержится самобытная и глубокая, как ни у кого из
современников Ломоносова, оценка деятельности Петра I, ее исторического
смысла и культурных последствий: вот ради чего борьба Россия, только что
пережившая бурное время петровских преобразований, менее всего должна
испытывать чувство неполноценности перед Западной Европой. Учиться у
Запада, безусловно,
необходимо. Но учиться полагаясь на свой разум, на свои ресурсы, учитывая
насущные потребности и внутреннюю логику своего развития. Только такое ученье
могло быть плодотворным ибо и сама Россия несла с собою уникальные ценности в
сокровищницу мировой культуры.
Нравственная и одновременно
государственная задача, которую
ставит Ломоносов, заключается, следовательно, в том, чтобы сделать эту
борьбу
за алтари и домашние очаги, за достоинство россиян краеугольным камнем всей
русской политики, что будет невозможно, если эта борьба не станет личной
потребностью императрицы. Тауберт и его креатуры протянули свою цепкую руку к
чему-то неизмеримо большему, нежели русская наука или русская казна. . .
Ежели
не пресечете, великая буря восстанет.
Говорят, перед смертью человека
посещает прозрение. Еще
говорят, что перед смертью же человека особенно тянет на родину. План беседы
с Екатериной набросан Ломоносовым на одном листке с планом устья Северной Двины,
родных мест, где прошло его детство. . .
Ломоносов постоянно поддерживал связи
со своими
земляками. Его дом на Мойке хорошо был известен куростровцам и
архангелогородцам.
Сюда заходили промышленники и купцы, бывавшие по делам в
Петербурге. Привозили
Ломоносову поморские гостинцы: морошку, клюкву, рыбу. Обращались к нему с
разными просьбами, а он помогал, как мог. Так, например, 27 мая 1758 года
он содействовал приему в Академическую гимназию одного юного куростровца, о
чем в журнале Канцелярии было записано: По челобитью Архангелогородской
губернии Двинского уезда Куростровской волости крестьянина Осипа Дудина
приказали: сына его Петра Дудина математике, рисовальному художеству и
французскому языку обучать в Академической гимназии на его коште. . . Это был
отпрыск тех самых Дудиных, у которых почти за сорок лет до того отрок Михайло
Ломоносов выпросил себе славянскую грамматику Смотрицкого и арифметику
Магницкого. Интересно, что отец гимназиста Осип Христофорович Дудин в 1757
году предложил Кунсткамере кость мамонта которая была куплена по распоряжению
Ломоносова Точно так же как с Дудиными, Ломоносов не прерывал дружеских
отношений с другой зажиточной и
