lebedev-lomonosov

 

Лебедев Е.Н. Ломоносов

 
 
 
 
 
 
 
  Предыдущая все страницы
Следующая    
Лебедев Е.Н.
Ломоносов
стр. 398


именно потому, что Пушкин пришел после Ломоносова. И если бы не титанические усилия Ломоносова, направленные на практическую реализацию в поэзии скрытых, но гениально подмеченных им интернациональных, что ли, потенций русского слова, то явление Пушкина вряд ли отличалось бы тем всемирным, всечеловеческим пафосом, о котором говорил Достоевский.

Ломоносов не создал и не стремился создать оригинальных произведений, в которых отразились бы поэтические образы других народов и воплотились их гении. Ломоносов мог говорить о великолепии шпанского языка, читать испанские книги, но ничего подобного пушкинской строчке: Ночь лимоном и лавром пахнет, в его поэтическом творчестве, конечно, не найдется. Однако ж была одна область литературы, в которой Ломоносов мощно и ярко заявил о своей способности к перевоплощению своего духа в дух чужих народов, перевоплощению почти совершенному, то есть заявил о таком поэтическом качестве, которое получило полное развитие только у Пушкина и вознесло его, по мнению Достоевского, над всеми поэтами человечества, потому что нигде, ни в каком поэте целого мира такого явления не повторилось.

Областью, в которой Ломоносов предвосхитил пушкинскую всемирную отзывчивость, была область поэтического перевода.

Переводческая культура русской поэзии первой половины XVIII века была очень высока. Кантемир, Тредиаковский, Сумароков, сам Ломоносов каждый из этих поэтов был выдающимся переводчиком. Но, пожалуй, только Ломоносовские приложения иноязычных авторов обладали тем редчайшим качеством, которое можно определить как поэтический артистизм, то есть умение проникнуть в самый дух оригинала, умение уловить и безупречно воссоздать интонацию переводимого автора, каким-то непонятным образом передать его культурно-исторический тип, ни на йоту не утрачивая при этом в своем собственном индивидуальном и национальном качестве.

 

Ночною темнотою

Покрылись небеса,

Все люди для покою

Сомкнули уж глаза.

Внезапно постучался

У двери Купидон,

Приятный перервался

В начале самом сон.

Кто так стучится смело

Со гневом я вскричал;

Согрей обмерзло тело,

Сквозь дверь он отвечал. . .

Тогда мне жалко стало,

Я свечку засветил,

Не медливши нимало

К себе его пустил. . .

Я теплыми руками

Холодны руки мял,

Я крылья и с кудрями

До суха выжимал.

Он чуть лишь ободрился,

Каков-то, молвил, лук,

В доже четь повредился,

И с словом стрелял вдруг.

Тут грудь мою пронзила

Преострая стрела

  Предыдущая Начало Следующая    
 
 
Новости
 
все страницы карта библиотеки
© 2003-2011 Историко-Мемориальный музей Ломоносова. Неофициальный сайт.

Яндекс.Метрика