что
он для толь великих дел
употребить был должен все роды учений, а оные никем другим, кроме его, не
могли употреблены быть с толь великою пользою. Итак, когда употребление наук
не токмо в добром управлении государства, но и в обновлении, по примеру Петра
Великого, весьма прост ранно, того ради истинным сим доказательством
уверенным
нам быть должно, что оных людей, которые бедственными трудами или паче
исполинскою смелостию тайны естественные испытать тщатся, не надлежит почитать
предерзкими, но мужественными и великодушными, ниже оставлять исследования
натуры, хотя они скоропостижным роком живота лишились. Не устрашил ученых
людей Плиний, в горячем пепеле огнедышащего Везувия погребенный, 4
ниже отвратил пути их от шумящей внутренним огнем крутости. Смотрят по вся дни
любопытные очи в глубокую и яд. отрыгающую пропасть. Итак, не думаю, чтобы
внезапным поражением нашего Рихмана натуру испытающие умы устрашились и
электрической силы в воздухе законы изведывать перестали; но паче уповаю, что
всё свое рачение на то положат, с пристойною осторожностию, дабы
открылось, коим
образом здравие человеческое отоных смертоносныхударов моглобыть покрыто.
Посему и мне, о
электрических
явлениях на воздухе предлагающему, и вам, слушающим, много меньше опасаться
должно; а особливо, что уже толь много учинено бедственных опытов, которые
умолчать есть противно общей пользе человеческого рода. Сверх того мои
рассуждения, кроме предприятой к предложению материи, включают в себе вообще
многие вещи о переменах воздушных, которых знания нет ничего роду
человеческому полезнее. Что больше от всевышнего божества смертному дано и
позволено быть может, как чтобы он перемены погод мог предвидеть, что
подлинно претрудно и едва постижимо быть кажется? Но бог всё за труды нам
платит, все трудами от него приобрести возможно, чему ясный пример видим в
предсказании течения светил небесных, которое чрез толь многие веки было
сокровенно.