іносова в его Письме о правилах
российского стихотворства (1739 г. ). За границей Ломоносов внимательно
изучает трактаты по риторике Лонгина (в переводе Буало), Коссена, Помея и
Готшеда, которого, как и Лонгина, конспектирует (Акад. изд.
, т. III, стр. 33—40 втор. паг. и
Архив АН СССР, ф. 20, оп. 4, №30). К последнему месяцу пребывания в
Марбурге относится письмо Ломоносова к товарищу по заграничной командировке
Д. И.
Виноградову (Акад. изд. , т. VIII, стр. 64—65), свидетельствующее о том,
что Ломоносов очень дорожил в то время своим экземпляром книги
Коссена, предполагая,
очевидно, возвращаться и впредь к ее изучению.
Осенью 1742 г. , т. е. через год с
небольшим после
возвращения из-за границы, Ломоносов, назначенный за восемь месяцев до того
адъюнктом Академии Наук, приступает к чтению лекций о „стихотворстве и штиле
российского языка" (Пекарский, стр. 328). Подготовка к этим лекциям и
была, надо полагать, тем обстоятельством, которое непосредственно
натолкнуло
Ломоносова на мысль о составлении руководства по риторике.
Вступление Ломоносова в почти сплошь
иностранную
академическую ■среду было воспринято последней, говоря классическими
словами Герцена, как „захват чужого места". Каждый самостоятельный шаг
молодого русского ученого встречал со стороны академических чужеземцев злобное
сопротивление. В 1743 г. борьба обострилась настолько, что Ломоносов по
настоянию своих иностранных „коллег" был, как известно, почти на
полгода заключен под стражу. В эти месяцы заключения, которые были для
Ломоносова, как известно, временем чрезвычайно напряженной научной и
литературной работы, и был написан, должно быть, первый вариант Риторики.
18 января 1744
г. Ломоносов
был выпущен на волю. В последних числах того же месяца он отправил свою
Риторику в Москву. Целью отсылки рукописи было поднесение ее великому князю
Петру, которому Ломоносов посвящал свое
руководство, надеясь, вероятно, избежать
таким способом представления рукописи в Академическое собрание и добиться тем
самым скорейшего ее напечатания. С кем из лиц многолюдной императорской свиты
было оно отправлено и дошло ли до адресата, —неизвестно. Около месяца
спустя, 24
февраля, Шумахер доложил Академическому собранию, что получил „одновременно с
письмом Штелина из Москвы-Риторику Ломоносова „для сообщения академикам" с
тем, чтобы они дали заключение, следует ли ее печатать (Протоколы Конференции,
т. II, стр. 8). Неясно, кто вернул ее в Петербург и от кого исходило
предложение дать ее на отзыв академикам, которые именно в это время
относились
к Ломоносову особенно враждебно. Можно было бы предположить, что поторопился
отослать рукопись из Москвы академик
Штелин, профессор элоквенции, воспитатель
великого князя: Штелина могло