матические записи Ломоносова
(см. ниже, примечания к Материалам» стр. 901—905). В настоящем отрывке
затронуты вопросы, привлекавшие особенное внимание Ломоносова в период работы
над Грамматикой (см. ниже, прим. 1, 9, 12, 15, 17 и 18; . Некоторые из
этих вопросов освещены здесь иначе, чем в Грамматике, и притом так, как
едва ли стал бы освещать их Ломоносов после выхода ее в свет (см. ниже, прим.
11 и 14). Таким образом, есть основание предполагать, что настоящее
произведение написано Ломоносовым в годы работы над Грамматикой.
Л. Б. Модзалевский полагал, что
Ф. О. Туманский печатал начало Суда российских письмен по той самой рукописи,
по которой оно печатается и в настоящем томе
(Модзалевский, стр. 14). Уверенности
в этом нет: из числа разночтений некоторые таковы, что не могут быть объяснены
ошибкой переписчика или опечаткой (см. подстрочные сноски на стр. 381 и 382).
Не исключена возможность, что в руках у Туманского была другая, не
известная нам рукопись. Заключительная часть отрывка, которая в рукописи до
нас не дошла, представляет собой еще конспективный, не обработанный
Ломоносовым текст. Туманский поясняет в примечании, что эта часть „выписана из
тетради, заключающей
в себе приготовление к
продолжению сей пиесы". Относительно же всего отрывка в целом он говорит в
другом примечании: „Сей отрывок
найден нами между бумагами покойного Михаила Васильевича Ломоносова, так как
оный есть неоконченный".
Набросанная
Ломоносовым
шуточная сценка преследовала, Вероятно, далеко не шуточную цель: Ломоносову
хотелось, может
быть, подготовить таким способом будущих читателей своей еще не написанной
Грамматики к той реформе русской гражданской азбуки, которую он тогда еще
только намечал и которую осуществил впоследствии в Грамматике. Нельзя
забывать, что
„азбука
российская", данная в § 87 Грамматики Ломоносова, отличается по своему
составу от той, которая была утверждена Академией Наук, точнее, Шумахером по
предложению Тауберта в январе 1736 г. (Пекарский, т. I, стр. 639—640).
Суд российских
письмен дает живое представление о _ характере
споров по вопросам русской графики, происходивших в кругу ученых и писателей
середины XVIII столетия.
Появление
введенной Петром в
начале 1700-х годов новой русской гражданской азбуки было крупнейшим событием
не только в истории нашей графики, но и в истории русского литературного языка
и русской литературы. Люди XVIII века
отдавали себе в этом отчет. Я. К. Грот говорит, что составление гражданской
азбуки было „первым шагом к созданию нового, т. е. письменного языка"
(Я.
Грот. Спорные
вопросы
русского правописания от Петра Великого доныне. СПб. , ,