едва ли могла ознакомиться с
ней так внимательно. Из другого же документа следует, что в феврале того же
1756 г. Барков
переписывал на дому у Ломоносова его Грамматику (там же, л. 78). Это
кажущееся разноречие может быть примирено, если допустить, что Ломоносов
изъял на время рукопись из Типографии, чтобы переработать или доработать
ее. Такое
предположение находит себе довольно твердую опору в третьем документе, который
интересен и сам по себе: из него видно, что в начале ноября 1755 г. Канцелярия
заказала по просьбе Типографии „абиссинские и эфиопские слоги" для
Грамматики Ломоносова (там же, ф. 3, оп. 1, № 205, лл. 7 и 9; №
524, л.
320) по рисунку, исполненному, вероятно, им самим и притом, как
удостоверил академик И. Ю. Крачковский, с большой точностью и
каллиграфическим
мастерством. Между тем, в печатном тексте Грамматики
изображения этих „слогов" нет: есть только беглое о них упоминание (§ 37).
Таким образом, оказывается, что единственный известный нам, окончательный
текст Грамматики не вполне совпадает с тем, который был сдан Ломоносовым в
Канцелярию в октябре 1755 г. , или, другими словами, что Ломоносов после
сдачи рукописи еще возвращался к работе над ней. Это последнее обстоятельство,
существенное и новое, подтверждается и тем, что Типография приступила к
набору Грамматики только в мае 1756 г. (там же, ф. 3, оп. 4, № 8, лл. 4—
5).
Полезно вспомнить, что отклоненная
Канцелярией просьба
Ломоносова о выпуске нового издания Риторики (см. выше, стр. 808) относится
к январю 1756 г. , т. е. к тому времени, когда шла подготовка к печатанию
Грамматики. Ломоносову
хотелось, чтобы вышли одновременно обе его книги, которые в его глазах
составляли, мы уже знаем, как бы некое целое.
9 января 1757 г. Типография
сообщила, что печатание
Грамматики окончено. Готов был в фронтиспис (А. рхив АН СССР, ф. 3, оп. 1,
№ 204, лл. 223—224). 13 января Ломоносов получает из Типографии первый
авторский экземпляр (там же, л. 232). 27—30 января происходит сдача тиража в
Книжную лавку (там же, лл. 227—228).
Выход в свет под маркой молодой еще
Академии Наук, первой
русской грамматики был сразу же воспринят современниками как событие
выдающееся, как национальное торжество. С этим пришлось считаться и
Академической канцелярии. При всем своем недоброжелательстве к Ломоносову она
была принуждена
обставить выпуск книги некоторой пышностью. Еще до окончания ее печатания
начались хлопоты о парадных экземплярах с золотым обрезом, в голландских и
французских переплетах для поднесения императрице и для раздачи „знатным
особам". На это ушло более двадцати книг и немалое количество золотого
Глазета, серебряного муара, красной
тафты и заморской бумаги, а кан