случаях каждой из цифровых
строк присваивается свой порядковый номер. Этой, уже вторичной нумерацией
обозначается проектируемая последовательность тематических
групп, т. е. будущих
пграграфок Грамматики. Далее появляются отдельные черновые теоретические
формулировки,
например: „Г иногда читается равно какъ В самое мягкое", „Слабяе для
кокофоніи только худо, а не неправильно, такъ же и ясняе". Это уже не
сырой материал, но еще и не грамматические тексты, а нечто
промежуточное, своего
рода полуфабрикаты. Из них в дальнейшем, после переработки, возникнут тексты
грамматических правил. Случается, что из некоторого количества таких черновых
формулировок создается — пока тоже еще вчерне — более крупное текстовое
соединение: первый набросок раздела или главы. Содержащиеся в нашем фолианте
записи далее этой стадии не идут. Последующая авторская работа получала
отражение, очевидно, уже в черно ~ вике всей Грамматики в целом, а этот
черновик до нас не дошел.
В одинаковой
степени
примечательно и то, что признаки указанной двоякой последовательности
наблюдаются, и то, что наблюдаются они
далеко не везде, и то, наконец, что там, где наблюдается такая
последовательность, она никогда не бывает выдержана до конца, , а всегда в
большей или меньшей степени сбита. Во
всех частях фолианта происходит то, что физики называют
диффузией, т. е. взаимным
проникновением друг в друга разнородных тел. Отдельные элементы, логических и
хронологических групп, покидая свою группу, просачиваются в чужую.
Все сказанное
приводит к мысли,
что расположить материал так причудливо, в таком по-своему красноречивом
полупорядке мог только сам автор. Если бы разборкой и систематизацией
ломоносовских записей занимался другой человек, он бесспорно постарался бы
достигнуть и, вероятно, 'достиг бы большего по
внешности логического порядка, и
лучшей с виду хронологической
последовательности: такую именно попытку мы видим в вышеупомянутых
выборочных, искусственно
сгруппированных публикациях М. И. Сухомлинова. Посторонний систематизатор,
конечно, не допустил бы беспорядочного смешения лингвистических записей
Ломоносова с поэтическими, а тем более с физическими, химическими и
географо-экономическими. Позволительно думать поэтому, что черновые
грамматические заметки Ломоносова дошли до нас в том или приблизительно в том
расположении, в каком оставил их Ломоносов, когда окончил работу над
Грамматикой. Только при таком допущении становятся объяснимы все странности
этого расположения: понятны делаются и признаки логического порядка без
которого была; немыслима работа над материалом, и признаки хронологического
порядка, которые явились отражением различных и разновременных^