И искры яркия в сердца стрельцам
всыпает, Сказав им
собственну опасность и боязнь, Что завтра лютая самих постигнет казнь
425 И те им отомстят, что ныне в
оных воле; Пропущены часы не возвратятся боле. 43 Как на полях
пожар в начале утушен, Но вдруг дыханием из пепла оживлен, Сухой тростник
траву в дни летни поядает,
430 И пламень слабыя
препятства
превышает, —
Подобно так'стрельцы, страх с
лютостью смешав И
поощрением злодейским воспылав, В чертоги Царские насильно
устремились, Убийством,
наглостью неистово вломились.
435 Царица, мать моя, среди
такого зла, Среди отчаянья едва спастись могла, Где праотцев престол — в
палату грановиту, Ко святости его и к Вышнему в защиту. В чертогах жалкой
стон, терзанье и грабеж,
440 И раздается крик: „Коли, руби
и режь!" Одни Софиины покои лишь свободны, И двери Варварам бунтующим
невходны. Для убиения ненужен был в них иск: На сродников Моих направлен был
их рыск.
445 Внезапно большей шум сердца в
нас утесняет: В злодейственных руках Нарышкин возрыдает. Не мог ево закрыть и
жертвенник святый: 44 Летит на копия, повержен с высоты. Текущу
видя кровь, рыкают: „Любо, любо!"
450 Пронзеннаго подняв, сие гласят
сугубо. Сего невинный дух, предтеча к небесам, Оставил тленну часть
неистовым врагам. Немедленно мечи сверкают обнаженны, И раздробляются
трепещущие члены!
455 Царицей посланных к стрельцам
увещевать, Чтоб, кровь сию пролив, престали бунтовать,
