ная им Химическая
лаборатория. Появились
реальные надежды на оживление деятельности Академического университета: из
семинарий
набрали, как предлагал Ломоносов, новых студентов, и при его участии
обсуждался проект университетского регламента. Относительное благополучие
водворилось на время и в окружавшем Ломоносова литературном мирке: отношения
с В. К. Тредиаковский, обострившиеся было два года назад (т. VII наст, изд.
, стр. 81—87, 801—805), стали ровнее, а с А. П. Сумароковым завязалась
на некоторый срок даже и дружба: вышедшая в свет почти одновременно с
публикуемой одой «эпистола» Сумарокова величала Ломоносова Пиндаром и Малербом
(т. IX наст, изд. , примечания к документу 372).
Значительные события
произошли
и за стенами Академии: заграничный поход русских войск, внушавший Ломоносову
такие серьезные опасения (см. примечания к стихотворению 141), обошелся без
кровопролития: одно их движение к берегам Рейна заставило воюющих поторопиться
с заключением мира и положило конец династической войне, уже пять лет
терзавшей Западную Европу (Соловьев, к». V, стлб. 520):
И мечь
Твой, лаврами обвитый.
Не обнажен, войну пресек.
Эта по-ломоносовски лаконичная
формула была
по-ломоносовски же точна.
Перечисленные
события сказались на всем тоне публикуемой оды: он спокоен, бодр и
оптимистичен. Но в оде нашли отзвук и тогдашние дипломатические осложнения, и
тревога за Академию, где враги русского просвещения хоть временно и притихли,
но не собирались сдавать свои позиции. Соответствующие намеки, мелькающие
кое-где в тексте оды, не помешали ее официальному успеху. Он был
исключителен: в «Санктпетербургских ведомостях», в отчете о состоявшихся 25
ноября 1748 г. придворных торжествах было напечатано, что императрица, когда
К. Г. Разумовский поднес ей оду Ломоносова, распорядилась дать ее автору
«две тысячи рублев в награждение» (СПб. Вед. , 1748, № 96, стр. 768—
769). Такой
суммой Ломоносов никогда еще не располагал: она почти в два с половиной раза
превышала его тогдашний годовой оклад и вывела его из тех финансовых
затруднений,
из которых он не выходил с момента возвращения из-за границы
(см. т. X. наст,
изд. , примечания к документу 490). Есть основание думать, что такое щедрое
«награждение» было исходатайствовано М. И. Воронцовым: новой одой Ломоносова
он был весьма удовлетворен. Об этом можно судить по тому, что тотчас же по
выходе оды в свет он отправил ее экземпляр в Стокгольм русскому посланнику в
Швеции Н. И. Панину, который, получив оду, отозвался с далеко не
свойственной ему торопливостью. «Ваше сиятельство — писал он 19 декабря 1748 г.
Воронцову, — сообще-
