(А. П. Сумароков, Полное собрание
всех сочинений в
стихах и прозе, ч. IX, стр. 148, эпитафия 17), молодой Г. Р. Державин
поспешил выступить «в защищение» Ломоносова с ответной эпиграммой (Сочинения
Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота, т. III, СПб.
, 1866, стр. 247—248). Другой
младший современник Ломоносова М. Н. Муравьев перевел его поэму на латинский
язык («Вестник Европы», 1807, № 19, стр. 192). Перевел ее, кроме того, —
вероятно, тоже на латинский язык, — и академический переводчик и лексикограф К.
А. Кондратович (ААН, ф. 3, оп. 8, № 78). Некоторая часть поэмы
появилась в конце XVIII в. и во французском прозаическом переводе (М. le
Clerc. Histoire
physique, morale, civile et polilique de la Russie moderne, t. I. Paris [M.
Ле-Клерк. История
физическая, нравственная, гражданская и политическая новой
России, т. I. Париж],
1783, т. I, стр. 130—140).
Однако в конце XVIII в. стали
появляться и
отрицательные отзывы о поэме. А. Н. Радищев утверждал, например, что
Ломоносов «томился в эпопеи» (А. Н. Радищев, Полное собрание
сочинений, т. I,
М. —Л. , 1938, стр. 391). К его мнению присоединился и
Н. М. Карамзин, которому
представлялось, что «для эпической поэзии нашего века не имел он [Ломоносов],
кажется, достаточной силы воображения, того богатства идей, того
всеобъемлющего взора, искусства и вкуса, которые нужны для представления
картины нравственного мира и возвышенных, иройских страстей» (Сочинения
Карамзина, Полное собрание сочинений русских авторов, т. І, изд. Смирдина,
1848, стр. 591).
Голоса критиков начала XIX
в. разделились: в то время
как А. Ф. Мерзляков восхищался рассказом Петра I о стрелецком бунте («Амфион»,
1815, февраль, стр. 51—52), В. М. Перевощиков находил в поэме «многие
отступления, рассуждения, обращения к императрице Ели-савете, неприличные
эпической поэме» («Вестник Европы», 1822, № 18, стр. 107).
Наиболее суров
оказался
приговор Белинского: он называл поэму «дикой, напыщенной» и видел в ней
заведомо невыполнимый «tour de Force [атлетический фокус]
воображения, поднятого на дыбы»
(В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. VII, М.
, 1955, стр. 110).
Как ни ясно было, что эти не в меру резкие слова метили не столько в
Ломоносова,
сколько в тех современных Белинскому литературных
реакционеров, которые, прикрываясь
авторитетом Ломоносова, боролись с новыми течениями в русской поэзии, — тем
не менее последующие историки литературы предпочли не вступать в спор с
Белинским и воздерживались от оценки ломоносовской поэмы, характеризуя ее
только как незавершенный опыт пересадки на русскую почву одного из
классических жанров. Такую позицию занял, в частности, М. И. Сухомлинов
(Акад. изд. т. стр. 278—279 втор, паг. ).