М.В.ЛОМОНОСОВ ТОМ 8 ПОЭЗИЯ, ОРАТОРСКАЯ ПРОЗА, НАДПИСИ

была тема, особенно сильно тревожившая русское общество. Довереннейшими и влиятельнейшими советчиками Петра III были голштинские принцы и прусские эмиссары Фридриха II. Это знали и чувствовали все столичные жители. Ощущал это на себе и Ломоносов: вопрос об удалении великого русского ученого из Академии был серьезно поставлен его врагами именно при Петре III (см. т. IX наст, изд. , примечания к документу 346), и Ло­моносову это было известно (т. X наст, изд. , письмо 80).

Манифесты Екатерины II не касались прямым образом темы об ино­странцах. В манифесте от 28 июня 1762 г. говорилось лишь, что при Петре III «церковь наша греческая крайне уже подвержена оставалась по­следней своей опасности переменою древнего в России православия и при­нятием иноверного закона». О том же упоминалось и в манифесте от 6 июля 1762 г. («Указы всепресветлейшей, державнейшей государыни импе­ратрицы Екатерины Алексеевны, самодержицы всероссийской, состоявшиеся с благополучнейшего вступления ея императорскаго величества на всероссий­ский императорский престол, с 28 июня 1762 г. по 1763 год. Печатаны при Адмиралтейской коллегии в Типографии Морского шляхетного кадет­ского корпуса сентября 18 дня 1764 года», стр. 20). Только этим и мог воспользоваться Ломоносов, чтобы, не отрываясь от манифестов, поднять волновавший его вопрос. Это вынудило его рассеять на протяжении всей оды фразы о защите православия (строфы 1, 6, 16, 18—20), которые при всем их обилии не могли, однако, замаскировать подливных мыслей Ломо­носова, высказанных достаточно откровенно и решительно в строфах 19—21, Вам, — говорит он иностранцам, — предоставлена в России такая свобода, какой вы не пользуетесь нигде, а вы этим злоупотребляете*, вместо того чтобы рука об руку с нами делать порученное вам дело («и вместо чтоб вам быть меж нами в пределах должности своей»), вы позволяете себе без всяких на то оснований «считать нас вашими рабами». Эту ничем не оправданную заносчивость иностранцев Л. омоносов ставит в прямую связь с захватниче­скими замыслами «глав» враждебных России государств. Манифесты Ека­терины 11 не содержали ничего такого, что допускало бы подобное их истол­кование и резкий выпад Ломоносова против живших в России иностранцев не отвечавший, по справедливому замечанию С. Н. Чернова, ни склон-нос'тям ни практическим намерениям только что воцарившейся императ­рицы должен* бьтл вызвать в ней сильнейшее недовольство

Еще хуже обстояло дело с четвертой затронутой в оде темой, которую можно было бы озаглавить так: монарх и народ. Ломоносов и на этот раз ищет если не точки опоры, то отправной точки в тексте манифестов и на­ходит ее. В манифесте от 6 июля 1762 г. , исчислявшем провинности и ошибки свергнутого императора, было сказано, что «самовластие, не обуздан­ное добрыми и человеколюбивыми качествами, в государе, владеющем само­державно, есть такое зло, которое многим пагубным следствиям непосред­