время, если в конце отрывка (в
«Риторике») можно было поставить „и прочая", оборвав стихи почти на
запятой» (Будилович, I, стр. 107 и 118).
М. И. Сухомлинов, который, как
и Будилович, не учел публикации Чул-кова, но был знаком с рукописным
сборником ГПБ, оказался осторожнее и не включил стихотворения
«Молчите, струйки
чисты» в основной текст своего издания, ограничившись тем, что привел его все
целиком в примечаниях (Акад. изд. , т. I, стр. 104—105 втор. паг. ).
Что касается
современных
исследователей, то все те из них, кому случалось писать об этом
стихотворении, склоняются к мысли, что оно принадлежит Ломоносову
(Берков, стр.
64 и 295, прим. 4; П. Н. Берков. Ломоносов и фольклор. «Ломоносов», II,
стр. 114—115; И. Н. Розанов. Песни русских поэтов. «Библиотека
поѳта», малая
серия, Л. , 1950, стр. 50). Наиболее веские доводы в пользу такого
взгляда выдвинуты П. Н. Берковым. Они сводятся к тому, 1) что «Ломоносов
приводил в „Риторике" примеры только из своих произведений», 2) что
данное стихотворение «по настроению, стилю и языку вполне совпадает с его
[Ломоносова] ранними стихотворениями эротического содержания, которые в
осколках дошли до нас в „Письме о правилах российского стихотворства"», и
3) что «по характеру и фактуре стиха» оно близко к несомненно ломоносовскому
переводу анакреонтического стихотворения «Ночною темнотою» (стихотворение 134).
Как ни
убедительны, казалось
бы, все эти аргументы, как ни внушительно проявленное учеными
единомыслие, нельзя
не признать все же, что полной уверенности в авторстве Ломоносова нет. В
высказываниях
П. Н. Бер-кова чувствуется недаром некоторая доля сомнения («Ломоносов», II,
стр. 114): почва для сомнений есть.
Примеры для
«Риторики»
Ломоносов брал действительно, насколько мы знаем, только из своих собственных
произведений, оригинальных и переводных. Но можно ли поручиться, что он ни
разу не поступил иначе? Кто помешал бы ему процитировать в одном случае в виде
исключения чужие стихи? Что препятствовало ему, например, дать отрывок из
песенки А. П. Сумарокова, с которым в пору работы над «Риторикой» отношения
были еще, как оценивал их тогда сам Ломоносов, «приятельские» (т. X
наст, изд.
, письмо 13). В интересующем нас стихотворении есть налет той свойственной
пасторальному жанру искусственности, какая наблюдается в сумароковских
пасторалях того времени, есть и присущая тем же его произведениям тяга к
простонародной лексике («дерева», «солнышко», «пру-точки», «пучки
вязал», «мой
свет», «крушусь» и т. п. ). Этого, разумеется, еще мало, чтобы говорить
утвердительно об авторстве Сумарокова, но возможность его авторства не
исключена.
Но если
допустить, что песенка
была сочинена Ломоносовым, то почему же такой превосходно осведомленный
литератор, как М. Д. Чулков, выпуская свой сборник после выхода в свет
ряда прекрасно ему знакомых.