рических изысканий
из
византийского корпуса, то на сей конец уже несколько лет изыскано мною не
токмо все, что до славенских и с ними сплетенных народов надлежит в
константинопольских
писателях, но и в древнейших греческих, как в Геродоте, Страбоне, Птоломее
и в других, мною приискано для примечаний на древнюю часть российския
истории.
В сем случае рассудить можно, сколько мне помогло совершенное знание
российского и славенского языка, также и разумение других, им сродных
диалектов, сверх того обширное чтение книг наших исторических и от молодых
лет обращение в церковных обрядах и служебных книгах, кои по единству веры
многие представляют способы к изъяснению наших дел по византийским
писателям, чем
никакой иностранец пользоваться не может. Итак, старания Шлёцеровы о сем
деле нам не надобны, а паче еще могут быть вредны по его прошибкам или и по
склонности к предосудительным шуткам. А он ничего не потерял, затем что
получал за оные ненадобные мелочи жалованье. Что ж надлежит до его
освобождения,
то я всегда готов и желаю дать . ему полную волю на все четыре стороны а паче
на восток для собрания там (как он пишет) еще^остальных искор (алмазных ли или
каких других неясно) и оными обогатиться паче всех ювелиров а не гоняться
бы, как
здесь, за пустыми блестками.
Михайло
Ломоносов
Октября дня 1764 года
279
1764 ПОСЛЕ ОКТЯБРЯ
8. ЗАПИСКА
В КАНЦЕЛЯРИЮ АН ПО ПОВОДУ ПРОСЬБЫ А. Л. ШЛЁЦЕРА О РАЗРЕШЕНИИ УЕХАТЬ
ЗА
ГРАНИЦУ
О деле г. Шлёцера извольте
заготовить определение, как за наилучшее найдется. Я ж удерживать его отнюд
не желаю. И его сиятельство о том представлять не укосню.