М.В.ЛОМОНОСОВ ТОМ 9 СЛУЖΕБΗЫΕ ДОКУМЕНТЫ

наст, изд. , стр. 590). Констатируя высокую степень развития древне­русского дохристианского литературного языка, Ломоносов констатировал тем самым и высокий уровень русской культуры того времени. Не прихо­дится говорить о том, насколько точка зрения Ломоносова, совпадающая с новейшими выводами советской науки, была ближе к истине, чем точка зрения Шлёцера.

Тауберт не посмел на сей раз вступить в бой с Ломоносовым. Вопрос о печатании работы Шлёцера отпал. Она увидела свет только более ста лет спустя — в 1875 г.

269

Печатается по подлиннику, писанному писарской рукой и подписан­ному Таубертом и Ломоносовым (ААН, ф. 3, оп. 1, № 475, л. 132).

Впервые напечатано по тексту указа Академической канцелярии от 26 мая 1764 г. , дословно совпадающему с текстом публикуемого опреде­ления, — Билярский, стр. 698—699.

Репорт А. Л. Шлёцера от 10 мая 1764 г. (см. примечания к доку­менту 268) был поставлен И. И. Таубертом на обсуждение Канцелярии АН только 16 дней спустя после его подачи. Публикуемое определение было в тот же день исполнено посылкой указа в Академическое собрание, под­писанного Ломоносовым (ААН, ф. 3, оп. 1, № 282, л- 202). „Сколько труда и искусства, должно быть, стоило Тауберту склонить своего това­рища [т. е. Ломоносова] к моей просьбе!" —говорит Шлёцер в своих мемуарах и добавляет, что к этому времени Ломоносов еще не мог про­читать его пробной работы (Кеневич, стр. 186 и 187). Это последнее со­общение правдоподобно, что же касается патетического восклицания о „труде и искусстве" Тауберта, то оно едва ли уместно: судя по тексту указа, Ломоносов подписал его вполне сознательно, даже, может быть^ сам его и составил. Из этого текста можно заключить, что Ломоносов предполагал, очевидно, выступить лично в качестве одного из экзамина-торов Шлёцера и принять непосредственное участие в обсуждении итогов испытания с тем, чтобы по этому предмету было вынесено — опять-таки при его участии — коллективное решение Академического соб­рания.

Однако академики (Ломоносов не присутствовал на этот раз в Академи­ческом собрании) отвергли предложенный им план действий, который для Шлёцера — они это понимали — был небезопасен (Протоколы Конферен­ции, т. II, стр. 517). 28 мая 1764 г. конференц- секретарь Г. Ф. Миллер сообщил Канцелярии от лица академиков, что „словесный распрос" при­знан неудобным, так как Шлёцер мог бы счесть его „за экзамен, кото­рому он едва ли себя подвергнет", и что лучше поэтому получить от него, как и сам он предлагает, „план всем упражнениям, которые при.