указ, посланный в Академическую
канцелярию на основании
публикуемого представления Ломоносова, датирован 3 июля 1764 г. , то нет
никаких сомнений, что это представление было подано Ломоносовым не 2 июня, а
2 июля того же года.
А. Л. Шлёцер сообщает в своих
мемуарах, что при
содействии отчасти Г. Ф. Миллера, а главным образом И. И. Тауберта получил
в Петербурге в свое распоряжение весьма значительное количество ценнейших
рукописных материалов. С некоторых из них академические писцы и личный его
слуга снимали по его распоряжению копии, из других он сам делал выписки. Из
этих материалов только некоторые были выданы ему из Академической
библиотеки, остальные
же он получил из частных рук. Они дробились на следующие группы: 1) памятники
древнерусской письменности, 2) русские официальные документы XVII в. , 3)
подготовленные для Вольтера материалы начала XVIII в. , 4) „История
Российская" В. Н. Татищева и 5) полученные через Тауберта материалы
государственных
коллегий, характеризующие современное Шлецеру состояние России, в
частности, количество
и состав ее населения, данные о ввозе и вывозе товаров, о рекрутских наборах
и т. п. Все эти материалы находились у Шлёцера на дому (Кеневич, стр. 61—
62,
104—107, 116—117, 121—122, 139, 211—213 и др. ). Об этом знал один
Тауберт.
Публикуемый
документ был бы
написан, конечно, несравненно резче, если бы Ломоносов знал, что Шлёцер
копирует не только древние рукописи, но и современные, притом
такие, которыми
особенно интересовались тогда иностранные державы (ср. рассказ Шлёцера о
неудавшейся, по его словам, попытке какого-то иностранного посла, повидимому,
австрийского, завербовать его в шпионы. — Кеневич, стр. 270).
Судя по быстроте, с какой Сенат
принял по этому делу
решение, можно предполагать, что Ломоносов, как случалось не раз, лично
побывал в Сенате и подкрепил свое письменное доношение словесными объяснениями.
Доношение было подано 2 июля, а на следующий день— 3 июля 1764
г. Академическая
канцелярия получила датированный этим днем сенатский указ с предложением „обще
с статским советником Ломоносовым у объявленного Шлёцера, ежели по
вышеписанному представлению исторические известия, не изданные в
свет, найдутся,
все отобрать немедленно". Одновременно Сенат предписывал Коллегии
иностранных дел не выпускать Шлёцера за границу (ААН, ф. 3, оп. 1, №
970, л.
254).
„3 июля 1764 г.
, рано утром, едва
я только встал, —пишет Шлёцер в своих мемуарах, — на нашем дворе остановилась
гремящая карета. В мою комнату врывается Тауберт и тоном ошеломленного
человека требует, чтобы я как можно скорее собрал все рукописи, которые
получил от него. . . Всю эту груду бумаг лакей бросил в карету — и Тауберт
уехал" (Кеневич, стр. 211—212). Ранний час этого посещения
говорит