он
пытался изобразить по-русски
что-нибудь, кроме своей подписи, то, будучи нетверд в русском
алфавите, впадал
в такие комические погрешности (там же, ф. 3, оп. 1, № 267, л. 227—229
и ф. 3 оп. 1, № 288,
л. 188), что заподозрить его в решимости сочинить русскую грамматику никак
нельзя. Да и откуда взял бы он средства, чтобы напечатать „на своем
коште" книгу, себестоимость которой бесспорно превысила бы годовой оклад
его корректорского жалованья? В лице Гейльмана перед нами без всякого сомнения
не подлинный, а подставной автор.
Поспешность, с
какой Тауберт
сдал в набор без всякого официального оформления еще недописанную Шлёцером
книгу, объяснялась двумя обстоятельствами. С одной
стороны, предвиделось, что
немецкий перевод „Российской грамматики" Ломоносова увидит, наконец, свет
(т. VII наст, изд. , стр. 855). С другой стороны, именно в это время, в
конце апреля 1763 г. , в Москве, где находился Двор, велась, разумеется, не
без ведома Тауберта, интрига, завершившаяся увольнением Ломоносова в отставку.
Эти два обстоятельства и привели, очевидно, Тауберта к убеждению, что
настал момент, когда всего полезнее и удобнее пустить в ход такое сильное
против Ломоносова оружие, каким Тауберт считал „Грамматику" Шлёцера.
Последующие
отчеты Типографии
передают достаточно обстоятельно историю печатания этой „Грамматики", но
ни разу не упоминают имени ее автора: книга значится в этих отчетах либо под
заглавием „Грамматика российская на немецком языке", либо под названием
„Учитель российского языка на немецком языке" (там же, ф. 3, оп. 1, №
508, л. 76, . 96 и 173 и № 509, л. 114, 117, 118 и 123). В 1763 г. было
набрано и отпечатано четыре листа, а в 1764 г. , с января по июль — еще семь.
Таким образом, нельзя не согласиться с Ломоносовым, что Тауберт
действительно
„ускорял печатать" Грамматику Шлёцера: она печаталась почти вдвое быстрее
ломоносовской.
Ломоносов впервые
упоминает о
ней в своем ответе на запрос К. Г. Разумовского от 28 июля 1764 г. Можно
думать, что только тогда, в конце июля, он и узнал об ее существовании и
печатании.
Публикуемый
документ известен
лишь по черновику, обнаруженному в личном архиве Ломоносова. Был ли он
переписан набело и кому был адресован, мы не знаем. Можно не сомневаться, что
ни в одну из академических инстанций он не попал, иначе он непременно дошел
бы до Шлёцера, а Шлёцер, судя по его мемуарам, не читал его (Кеневич, стр.
230). Вмешательство Ломоносова создало обстановку, при которой Тауберт „не
осмелился продолжать печатание". Начиная с августа 1764 г. Грамматика
Шлёцера уже ни разу более не упоминается в типографских отчетах. Отпечатанные
листы были уничтожены. Уцелело, по словам Шлёцера, только шесть комплектов
(там же, стр. 155 и 515). По одному из них, увезенному им с собой за
границу, его Грамматика и была напе