зонами, из которых
ни один
оправдать его не может, как только то весьма из них явствует, что он, Миллер,
помянутое письмо нарочно утаил или истребил и имел крайнее старание, чтобы
Академии президент или Канцелярия о том не сведала. А следовательно, сим
показал во всем противное тому, что он в сказке и в представлении при первом
присутствии объявил о ненарочной утрате помянутого письма.
Того же октября 27
дня
Канцелярии Академии Наук асессор г. Теплов объявил письма, которые по начатии
сего над ним, Миллером, следствия к нему, г. асессору, писал
вышеозначенный
профессор Миллер. Оные в присутствии того же числа читаны, из которых
усмотрено, 1) что он в непоказании
Дели-лева письма признает себя виноватым, 2) что он, Миллер, к некоторым
членам Академии имеет недружеское сердце, 3) некоторым образом подал великую
причину о себе думать, что его договор и предприятие с Делилем были не о
том, чтобы
оставить у него, Миллера, некоторые письма, как он объявлял в первом
присутствии, ниже о том, чтоб Делиль писал из Франции о правлении Академии к
здешним министрам, как он же, Миллер, показал во втором присутствии, но что
договор их был о том, чтобы публиковать вне государства чести академической
предосудительные сочинения.
Сии между собою
несогласные и с
излишним пространством от него, Миллера, писанные ответы и толкования подали
причину еще больше сомневаться о его правости. Того ради того ж октября 29
дня требовано в присутствии от него, Миллера, краткой и самой
точной, истинной
сказки, и хотя он сказку краткого содержания присутствию подал, однако в
своем с Делилем согласии и намерении, Академии Наук предосудительном, которое
из письма Делилева и из сего Миллерова с тем письмом поступку, из его
прекословных между собою
ответов, из его ж, Миллерова, письма к асессору г. Теплову явствует, не
признался.
Того ради того же
октября 31
числа все гг. присутствующие по делу помянутого профессора Миллера подали свои
мнения, и