справедливости и против его
самого. Он рекомендовал Академии таких людей уже прежде, которых сочинения в
«Комментарии» мало годны, и только на будущее надеялся. Так же и ныне
представляет
Мейера, Кестнера а и Бермана, которые в ученом свете не чудотворцы.
Профессор Шпангенберг в Марбурге читал уже лет восмь лекции во всей философии
и математике и столько ж, как Волф, имел слушателей, а Берман тогда ходил
сам к Волфу на лекции. Я его довольно знаю: с год времени за одним столом был
у Волфа и учился у него немецкому языку и математики. Бермана превосходит
Шпангенберг несравненно: студентом будучи, много лет читал лекции другим
студентам с великою похвалою и ныне профессором тринадцать лет в том
упражняется. Правда, что в Академии надобен человек, который изобретать
умеет, но еще больше надобен, кто учить мастер. 3 Обои достоинства
в профессоре Шпангенберге несомнительны. О новых изобретениях не было ему
времени думать, для того что должен читать много лекций. Впрочем, физические
и электрические особливо опыты делает он часто в Касселе перед ландграфом и
Кассельский физический департамент на руках имеет. Притом о его остроумии
уверен я из его разговоров. Что ж до чтения физических и математических лекций
надлежит, то подобного ему трудно сыскать во всей Германии. Сие нашим
студентам весьма нужно, ибо нет у нас профессора, который бы довольную
способность имел давать лекции в физике и во всей математике; сверх сего
честные его нравы и все поступки Академии Наук непостыдны будут. Мне в четыре
года студентом и профессором довольно знать его случилось. Мы счастливы, ежели
он только поедет. Что ж до Ебергарда надлежит, то его сочинения весьма не
хуже Краценштейновых, разве только тем негодны, что он Невтоновой теории в
рассуждении цветов держится. Я больше, нежели г. Ейлер, в
теории цветов с Невтоном не согласен, однако тем не неприятель, которые инако
думают. 4 Кестнера И Мейера я только по сочинениям ведаю, признаю за
людей
а Вместо
зачеркнутого Бейера.