Таким образом, нет
сомнения, что
автором публикуемой записи является он же.
Оба документа — и
публикуемая
журнальная запись, и определение — были тогда же подписаны
Ломоносовым, Тауберт
же не подписал ни того, ни другого. Одной подписи Ломоносова было
недостаточно, так как, согласно распоряжению президента, определения и
резолюции Академической канцелярии должны были подписываться всеми ее членами
(там же, ф. 3, оп. 1, № 468, л. 86). Ввиду этого, подписанные
Ломоносовым
документы были в тот же день посланы на подпись Штелину, который в заседании
Канцелярии не участвовал. Штелин подписал из двух документов только один —
журнальную запись. Этим было вызвано письмо Ломоносова
Штелину, написанное, как
явствует из его текста, на другой день после спора с Таубертом, т. е. 2
июня Ломоносов требовал, чтобы Штелин либо подписал определение о ревизии
Библиотеки и Кунсткамеры, либо объяснил письменно, почему отказывается его
подписать (письмо 74).
В те же дни, видимо, Штелин получил
следующее письмо от Тауберта: «Я беседовал вчера вечером с его
превосходительством г. камергером Шуваловым. Его весьма удивили затеи нашего
дорогого коллеги [т. е. Ломоносова], некоторые образчики коих я ему показал.
Он оставил у себя тот, который касался предполагаемого обследования
Библиотеки, и обещал потолковать об этом также и с Романом Илларионовичем
Воронцовым. Со вчерашнего дня, — как мне передавали, — наш первый писатель
[т. е. Ломоносов] чувствует себя прижатым к стене и начинает
догадываться, что
все это дело может обернуться очень для него плохо. Если президент пожелает
действовать строго, ничто не спасет его [Ломоносова] от его гнева» (подлинник
написан по-французски; см. : «Записки имп. Академии Наук», т. VII, СПб.
, 1865,
стр. 122) Тауберт добавлял даже, что говооил о Ломоносове и с
генерал-прокурором. Попытка дискредитировать Ломоносова в глазах
вельмож, относившихся
к нему наиболее дружественно, свидетельствует о том, до какой степени
напуган был Тауберт возможностью обследования подведомственных ему
учреждений. Последующие
события показали что он имел основание бояться ревизии: в Сенате в н а ч а ле и
ю л я того же 1761 г у^ке шла речь о toni что Академическая библиотека «в
превеликом беспорядке» что
«Кунсткамера никакого прираіцения не имеет» что и тут и там наблюдается
«бесполезность и напрасная трата казенной суммы » (С. М. Соловьев. История
России с древнейших времен. Изд. «Общественная польза » СПб кн VI
столб. 225).
Четыре года
спустя расхищение
книжных и рукописных фондов Академической библиотеки стало общеизвестным
фактом, о котором Екатерина II не раз упоминала в своих резолюциях (Пекарский,
I, стр. 665).
Штелин уклонился
от выполнения
требований Ломоносова: определения об обследовании Библиотеки и Кунсткамеры он
так и не подписал.