нах, которые побудили
Екатерину отстранить Тауберта, назначить в 1766 г. «главным директором»
Академии Наук брата своего фаворита, В. Г. Орлова, и заняться вопросом о
переустройстве Академии, Штелин сообщает, что особенно важную роль сыграла в
этом случае «пространная повесть» («ші ample recit») о плачевном состоянии
Академии,
найденная после смерти Ломоносова в его бумагах (там же, № 91, л. 36). «Эта
рукопись, —добавляет Штелин, —которую ее автор сочинил для представления двору,
подтвердила сложившееся там с некоторых пор убеждение, что академические
дела ведутся плохо» (там же). Нельзя не согласиться с А. И. Андреевым, что
под «пространной повестью», найденной в бумагах Ломоносова, Штелин
разумеет, очевидно,
публикуемую записку. Итак, если отнестись к рассказу Штелина с доверием, а
не верить ему нет, кажется, в данном случае никаких оснований, и если
вспомнить, что хозяином рукописного наследия Ломоносова стал после его смерти
Г. Г. Орлов (см. т. VII наст, изд. стр. 902), то придется признать,
1)
что Ломоносов при жизни не успел
дать ход своей записке
и 2) что после его кончины она попала в те самые руки, в какие он намеревался
ее передать, и хоть и поздно но достигла в какой-то степени той цели ради
которой составлялась
Можно высказать
и еще одно
предположение: кроме сохранившегося в архиве Ломоносова чернового текста
записки существовал, вероятно, и другой, беловой ее текст, может
быть, несколько
отличный от первого, тот, который читался при дворе. Трудно в самом деле
допустить, что императрице был дан на прочтение черновик Ломоносова с
помарками и заметками на полях. Еще труднее допустить, что этот черновик
после прочтения его Екатериной II был возвращен на прежнее место — в собрание
оставшихся после Ломоносова бумаг. Есть некоторое основание думать, что
переписка
документа происходила, может быть, еще при жизни Ломоносова: в черновике он
разделил заглавие записки вертикальными черточками на четыре части с
тем, очевидно,
чтобы переписчик разбил это заглавие на четыре строки, причем рядом, на
полях, сам Ломоносов начал выводить для образца каллиграфическим почерком
первую строку.
Известный нам
черновой текст
был, как указано выше, впервые опубликован в 1865 г. и притом в одном и том
*же году дважды: сперва В. И. Ламанским, затем П. С. Билярским (Билярский,
стр. 049—0101). Ни тот, ни другой не дали реального комментария. У
Билярского комментарий заменен чисто формальными ссылками на некоторые другие,
связанные с данным текстом документы, напечатанные в его книге, да
тринадцатью подстрочными примечаниями по существу. В некоторых из этих
примечаний
Билярский путем намеков и недомолвок дает понять, что полагаться на
содержащиеся в ломоносовском тексте фактические сообщения не следует (см.
, например,
стр. 078, 079, 080). Оценивая весь этот текст в целом, Билярский
заявляет: «Досуг ли было Ломоносову заботиться о каких