Поводом обращения
Ломоносова к
Эйлеру послужило вышеупомянутое
письмо последнего к Миллеру, которое было вызвано в свою очередь
обстоятельствами, изложенными в документах 465 и 468 и в примечаниях
к ним. Представление Ломоносова о неисправном состоянии Обсерватории,
находившейся формально в исключительном ведении академика
Ф. У. Т. Эпинуса, а фактически в распоряжении прикомандированного
к нему профессора Румовского, чрезвычайно встревожило последнего. Бу-
дучи тесно связан как с Эпинусом, так и с другими враждебными Ломо-
носову академическими деятелями, Румовский в доношении на имя прези-
дента Академии просил защитить его от «гонения» Ломоносова. Мы не
знаем, непосредственно ли от Румовского или через Миллера узнал об этом
Л. Эйлер, у которого Румовский когда-то учился и с семьей которого
сохранял связь. 5/16 февраля 1765 г. Эйлер написал по этому поводу
Миллеру следующее: «Его канцлерскому сиятельству [М. И. Воронцову]
я рекомендовал также наилучшим образом и г. Румовского. Его положение
в самом деле плачевно из-за того, что против него так настроен г. стат-
ский советник Ломоносов. Румовский________ это блестящий ум, способный ока-
зать великую честь русской науке, и было бы в высшей степени непрости-
тельно если бы он терпел притеснения даже со стороны своих соотсче*
ственников Надеюсь что г. канцлер вступится за него со всей на-
стойчивостью. Будьте добры сказать ему, ваше высокородие, чтобы
он без стеснения явился к его сиятельству переговорив однако
предварительно с молодым графом Воронцовым которому я еіце совсем
недавно дал истинное представление о способностях г. Румовского»<
/p>
(ААН ф 21 оп 3, № 321, лл 127_______________
128;
оригинал на немецком
языке)
Письмо Эйлера носило
личный
характер и едва ли предназначалось для публичного оглашения. Но Миллер, тем
не менее, не преминул огласить его 21 февраля 1765 г. в Академическом
собрании (Протоколы Конференции, т. II, стр. 533), о чем Ломоносов, хоть
в заседании и не участвовал, не mof не узнать: при оглашении письма
присутствовали близкие
ему люди, профессоры И. Ä. Браун, С. К. Котельников и
А. П. Протасов. При
той тяжелой для Ломоносова обстановке, какая сложилась в то время в Академии
Наук, и при болезненном его состоянии (дело происходило за полтора месяца до
его смерти) этот эпизод не мог не вызвать со стороны Ломоносова бурной реакции
(см. документ 499 и примечания к нему).
1 Приведенная выше выдержка из
письма Эйлера является, несомненно, тем самым «извлечением», которое
Ломоносов предполагал послать Эйлеру с добавлением своих замечаний. Эти
замечания до нас не дошли, и написал ли их Ломоносов, не известно.