ударением на одном и том же
слоге. Это, по словам Ломоносова, долго пренебреженное счастье
должно, наконец,
стать залогом расцвета русской поэзии: Российский наш язык не токмо бодрости и
героическим звоном Греческому, Латинскому и Немецкому не уступает, но и
подобную оным, а себе купно природную и свойственную Версификацию иметь может.
Письмо и Ода на взятие Хотина,
подтверждавшие плодотворность теоретических разысканий Ломоносова, были
отправлены в Петербург. Тредиаковский, считавший себя единственным и
непререкаемым авторитетом й области стихосложения, написал пространное
возражение, также в виде письма, и отправил в Академическую канцелярию для
отправки во Фрейбург. Однако адъюнкты Адодуров и Тауберт рекомендовали
Шумахеру сего учеными спорами наполненного письма Ломоносову не отправлять и на
платеж на почту денег напрасно не терять. Тредиаковский очень ценил свое
возражение, ибо просил его вернуть ему еще в 1743 году Впоследствии оно, к
сожалению затерялось вероятно погибло при пожаре в доме Тредиаковского. Письмо
Ломоносова было напечатано только в 1778 году по копии. Ода на взятие Хотина
также не увидела света. В 1751 голу ее не включил в собрание своих
сочинений сам Ломоносов.
Вместо
звенящих, как медь, чеканных
стихов Ломоносова, в которых словно слышится шум битвы:
То род отверженной рабы,
В горах огнем наполнив рвы,
Металл и пламень в дол бросает,
Где в труд избранный наш народ
Среди врагов, среди болот
Чрез быстрый ток на огнь дерзает. .
.
русская победа была
отмечена
школярской одой некоего Витынского:
Чрезвычайная летит что то за
промена. Слава носящая
ветвь финика зелена Порфирою блещет вся, блещет вся от злата. От конца мира в
конец мечется крылата. . .
