компасами, термометрами, чертежными
принадлежностями развивающуюся русскую промышленность, горное дело и
мореходство. Он мечтал о превращении Академии наук в огромную
мастерскую, выпускающую
нужные и полезные инструменты и приборы. Подозрительные и часто бесплодные
умствования заезжих иноземцев были ему не по душе, и он не видел от них пользы
для России.
Ломоносов не
одобрял некоторые
поступки Нартова, прекратившего из экономии издание первого научно-популярного
журнала на русском языке Примечание к Ведомостям и вообще замышлявшего каждой
науки по одному оставить, дистальных же излишних от Академии
отпустить. Ломоносов
понимал, что Нартов может увести Академию на Невер ней путь, сузить и
упростить ее задачи. Но Ломоносов не мог не сочувствовать демократическим
побуждениям Нартова и вполне разделял его неприязнь к иноземцам. И он
втягивался в борьбу на стороне Нартова.
В Академии наук
царила
настороженная тишина. Самое незначительное происшествие отзывалось громким
эхом и еще более накаляло атмосферу. Нартов распорядился опечатать архив
Конференции и проверять состояние печатей. Понятым при этом бывал и Ломоносов,
принимавший участие в просмотре бумаг, когда их нужно было вынуть или вернуть
в архив. Все это было не по нутру академикам, жаловавшимся в следственную
комиссию, что адъюнкт Ломоносов, переводчик Горлицкий и другие сообщники
Нартова им во отправлении их дел мешали.
В результате
столкновений
Ломоносова с академии коми в феврале 1743 года он был исключен из
Конференции. Не
помогло и вмешательство Нартова, которому открыто не подчинилась
Конференция. Ко
всему этому присоединилась и крайняя нужда. Почти целый год в Академии никому
не платили жалованья. Еще в феврале 1743 года Ломоносов и Тредиаковский подали
в канцелярию отчаянную просьбу: выдать им в счет годового
жалованья Тредиаковскому
десять рублей, а Ломоносову сколько заблагорассудит
