которым скрывалась темная и
угнетенная крепостная Россия, бесправие, невежество и произвол.
Придворный быт властно и
неумолимо предъявлял требование к уму и таланту Ломоносова. Его заставляли
обслуживать придворные развлечения. А его торжественные хвалебные оды
становятся неотъемлемою принадлежностью официальных торжеств. Елизавета жалует
и награждает Ломоносова исключительно за его поэтические заслуги. О
Ломоносове-ученом она не имеет даже смутного представления. Но когда еще в
1748 году, Кирилла Разумовский поднес ей поздравительную оду Ломоносова, она
тотчас пожаловала сочинителю две тысячи рублей. Ломоносову привезли эти деньги
на двух возах. Золотые и серебряные монеты чеканились главным образом для нужд
заграничной торговли, и вся страна обходилась медяками. Двадцать пять рублей
в тогдашней. медной монете весили полтора пуда.
Академии наук
было указано
отпечатать один экземпляр оды на александрийской бумаге и переплести в золотой
мор муар, а внутри оклеить тафтой; два экземпляра для поднесения их
императорским
высочествам переплести в тафте красной, внутри оклеить золотою бумагою; да
еще 252 экземпляра переплести для знатных особ. Иметь у себя книги Ломоносова
в особо роскошном переплете становилось делом тщеславия.
Елизавета не
только милостиво
замечает стихи Ломоносова, но и сама просматривает их и дает свою
предварительную апробацию. Так, по поводу представленного ей в сентябре 1754
года проекта иллюминации и фейерверка Елизавета, по доношении Канцелярии
артиллерии и фортификации в Академию наук, изволила опробовать таки:
г. Ломоносова
вирши очень хороши, а иллюминацию переменить, понеже де таковою фигурою
многажды бывали. Стихи, понравившиеся Елизавете, начинались словами: