ми, в том я всех ученейших
людей во всей Европе свидетелей имею.
Сумароков был
значительным и
серьезным деятелем русской дворянской культуры. Он много сделал для развития и
укрепления русского театра. Но мир его был тесно ограничен литературными
интересами.
Сумароков не понимал ни широты, ни размаха Ломоносова. Отстаивая
чистоту, точность
и ясность в поэтическом языке и подготовляя этим до известной степени
литературу пушкинского периода, Сумароков не мог ни понять, ни оценить пышный
одический стиль Ломоносова, полный смелых метафор и уподоблений. Ломоносовская
ода не имела подобий на Западе. Она не укладывалась в тесные рамки
литературного классицизма, с меркой которого Сумароков подходил к Ломоносовским
одам.
Все теоретические рассуждения
и поэтическая практика Сумарокова были направлены против великолепия и
патетического блеска Ломоносова. Никак невозможно, утверждал Сумароков в
своей статье К неосмысленным рифмотворцам, чтобы была Ода и великолепна и
ясна; по моему мнению, пропади такое великолепие, в котором нет ясности: Он
осуждал все излишества в стихотворстве и тпеоо-вал простоты и логической
упорядоченности поэтического языка. Но эта прекрасная простота Сумарокова
искусственна. Сумароков требует естественной простоты, искусством
очищенной. Ум
здравый завсегда гнушается мечты, вырывается у него характерное
признание. Сумароков
осуждает не только витийство но и всякое бурное проявление чувств неистовство
мысли и воображен. Он подвергает каждую строчку Ломоносова придирчивой критике
не желающей считаться ни с поэтическим значением слова, ни с его эмоциональной
выразительностью.
Возлюбленная
тишина, Блаженство
сел, градов ограда.
Градов
ограда, сказать не
можно. Можно молвить селения ограда, а не ограда града; град от того и имя
свое имеет, что он огражден. Я не знаю сверх
