повеселевший Фридрих. А
самому Петру Фридрих писал письма, полные иронической лести, которые
тот, разумеется,
принимал за чистую монету. Охме-левиЛш от возможности называть прусского
короля братом, Петр III отвечал Фридриху: сомневаюсь, чтобы ваши собственные
подданные были вам вернее.
Каждый день приносил новое
горе и оскорбление русским патриотам. Обязанный являться на бесконечные
панихиды по Елизавете, Петр III шутил с фрейлинами, передразнивал священников,
расхаживал по церкви, делал замечания почетному караулу, показывал всяческое
неуважение к покойной императрице. Дело дошло до того, что, как рассказывает
в своих Записках княгиня Е. Р. Дашкова, однажды в ее присутствии Петр III
самодовольно напомнил Волкову, бывшему в предыдущее царствование секретарем
Конференции высшего правительственного органа, как они много смеялись над
секретными решениями и предписаниями, посылаемыми в армию, так как они
предварительно сообщали о них Фридриху. Волков бледнел и краснел, а Петр III,
не замечая этого, продолжал хвастаться услугами, оказанными им прусскому
королю.
По случаю
заключения мира с
Пруссией Петр III, по словам Е. Р. Дашковой, выражал прямо неприличную
радость. На устроенном 10 мая 1762 года торжественном обеде он в присутствии
всех высших сановников империи и иностранных послов, под гром пушечных салютов,
непрерывно пил за здоровье прусского короля и даже встал публично на колени
перед его портретом. Происшествие, покрывшее всех присутствовавших при том
стыдом неизъяснимым и сделавшееся столь громким, что молва о том на другой же
день разнеслась по всему Петербургу.
Ломоносов, как и
прочие
владельцы домов и городских усадеб, был обязан в честь мира с Пруссией
вывесить флаги и выставить огненные плошки. Он был потрясен смертью Елизаветы,
ужасным по-
