мании не найти более трех
человек, которые бы в
математике заслуживали перед ним предпочтения. И все же он шесть лет добивался
кафедры в Петербурге. Шел Андрей Красильников астроном и геодезист, участник
Ломоносовских экспедиций. Шел Константин Щепин талантливый медик и
химик, работавший
полевым врачом в Семилетнюю войну и до смерти возненавидевший порядки, которые
насаждали в русской армии врачи-чужеземцы. Пятнадцать лет назад его
экзаменовал в гуманио-рах, физике и медицине сам Ломоносов, обративший
внимание на его способности. Шли десятки молодых и старых людей, из которых
каждый был чем-либо лично обязан Ломоносову, согбенный Андрей
Богданов, сумрачный
Курганов, осиротевший Машенька Головин и потерявшие своего заступника дети
профессора Рахмана. Шли морские и артиллерийские офицеры, кораблестроители и
рудознатцы, шла вся академическая мастеровщина, с которой Ломоносов строил
свои новые приборы, отливал оптические стекла, ладил станки для делания
бисера и пронизок, Колотошин, Корюшка Гришка, Игнат. . . Шли молодые
художники из Академии художеств, и среди них сероглазый Федот Шубин, актеры-
яро-славды
из ВОЛКОНСКОЙ
труппы, осевшие
в невской столице земляки-холмогорцы и другие русские люди.
Не напрасно все
свои силы, весь
свой талант, каждое биение своего сердца отдал великий Ломоносов на то, чтобы
выучились россияне, чтобы показали свое достоинство. Имя Ломоносова проникло
в самые глухие углы России. Оно увлекало, звало за собой, будило своим
примером, окрыляло мечтой о науке выходцев из самых глубоких слоев
народа, ободряло
и поддерживало их на трудном жизненном пути.
