Ломоносовские идеи отразились
на физическом мировоззрении Леонарда Эйлера.
И все же надо признать, что
изумительная многогранность Ломоносова, глубина и всеобъемлющий характер его
научных обобщений, необычайная острота и смелость его предвидений раскрылись
лишь постепенно.
Начиная с
середины XIX века
многие теоретические взгляды, высказанные Ломоносовым, почта неожиданно стали
современными. В этом отношении характерно неловкое положение, в котором
очутился известный московский физик Н. Любимов, когда он в 1855 году, отмечая
столетие со дня основания Ломоносовым Московского университета и говоря о
заслугах
Ломоносова как физика, обронил замечание, что он оставляет в стороне оценку
Ломоносовской
теории теплоты, имеющей, без сомнения, только историческое значение. Однако,
как бы для полного беспристрастия, Любимов отмечает, что мысль о
вращательном движении частиц тел встречается в новейшем сочинении Делярива об
электричестве. Мысль Ломоносова устремилась далеко вперед, охватывая не только
почти всю совокупность наук его времени, но многие науки, возникшие через
десятилетия, даже столетия после его смерти, как мы это видели на примере
физической химии.
В нашей стране
поднялся гигант,
который не только сумел уловить и объединить наиболее прогрессивные
устремления мировой науки, но и уйти далеко вперед по открывающимся перед ним
новым путям исследования.
Но гигант этот
был связан и
скован всеми путами и цепями классового общества. Передовой характер научных
воззрений Ломоносова был одинаково неприемлем как для темных сил елизаветинской
России, так и для многих реакционных представителей западноевропейской
науки. Ломоносов
шел против течения. Он разрабатывал проблемы науки исходя из
материалистического понимания природы, в то время как реакционеры и у нас и на
Западе примирялись с церковной схоластикой.
