православия любыми средствами,
вплоть до инквизиционных. При этом предыдущее царствование Анны Иоанновны
изображалось как эпоха полного торжества неверия и угнетения православия: И что
бедственно: догматы христианские, на которых вечное спасение зависит,
28
в басни и ни во что
поставляли: ходотайцу спасения нашего неусыпную христианскую помощницу, покров
и прибежище, на помощь не призывали и наступления ее не требовали. . . И
сим ваянием толика любителей мира сего в бесстрашие и сластолюбие привели, что
мнози и в епикурския мнения впадали.
Яждь, Пий, веселился, по смерти
никакого де утешения несть: и которые так бредили, таковыя-то у врагов наших и
в милости были, таковые и в чины производился, а которых таких прелестников
не слушали, колике им ругани, поношения вырази благочестия чинили, мужиками,
грубиянами нарицали. Кто посты хранит называли ханжа. Кто молитвою с богом
беседует пустосвят. Кто иконам кланяется суевер. Кто язык от суесловия
воздерживает глуп, говорить не умеет. 40
В этих словах, безусловно, много
полемического преувеличения. Не было при Анне Иоанновне такого разгула
епикурских
мнений, которое мерещилось Дмитрию Сеченову. Однако в это
время, действительно,
проходило в печать кое-что такое, что стало при Елизавете
запретным. Так, все
тридцатые годы выходил академический научно-популярный журнал Примечания к
ведомостям 17281742, в котором широко пропагандировались достижения передовой
науки, в том числе и коперниковская гелиоцентрическая теория солнечной системы.
В 1739 г. вышло в русском переводе Ивана Голубцов Руководство к
математической и физической географии академика Г. В. Крафта. Автор не
скрывает от своих читателей того, что система Коперника и священное писание
между собой никак не согласуются, но это его не останавливает, и он не
пытается примирить в данном вопросе науку и религию: Сему мнению т. е. теории
Коперника, И.
С. многие
последуют. Оно. . . имеет то преимущество, что по оному, всему, что на
небе усматривали, можем дать ясные и удобные причины, и что оно со всеми
правилами и законами, которые натура в своих делах столь строго
наблюдает, совершенно
согласно и потому оное без всякого сомнения от всякого бы принято было, если
бы не нашлись такие, которые объявленное мнение почитают за 29
противное
священному писанию. Но
здесь мы пространно о том объявлять не будем тем наипаче, что оно не касается
до нашего намерения.
Еще смелее провозглашались
истины науки в вышедшей в 1740 г. после девятилетней проволочки в блестящем
русском переводе Антиоха Кантемира знаменитой книге французского просветителя Б.
Фонтенеля Разговоры о множественности миров, шедевре популяризаторского
искусства, ясности изложения, остроумия и занимательности. Помимо верного и
подробного изложения современных астрономических взглядов Фонтенель уделяет
особое внимание идее обитаемости других планет, идее, которая при Елизавете
подвергается самому жестокому преследованию.
Приход к власти
благочестивой
и набожной императрицы должен был, по глубокому убеждению религиозных
фанатиков, положить конец пропаганде враждебных священному писанию идей.
Один из самых фанатичных
защитников православной ортодоксии Михаил Аврамов доносил императрице Елизавете
Петровне: Из Гюйгенсовой и Фонтенелевой печатных книжищ сатанинское коварство
явно суть видимо. . . Землю же с Коперником около солнца обращающуюся и
звезд многие толиками же солнца бытии утверждают. . . И таки на каждых
глобусных землях собственные везде солнца и луны бытии утверждают, и
множественное их число исчисляют, и на них земли с жители, звери и гады и
пажити такожде, яко и на нашей земле, все бытии научают. И между тем о
натуре воспоминают: яко
