СЕРМАН И.З. ПОЭТИЧЕСКИЙ СТИЛЬ ЛОМОНОСОВА

И размеры морской коровы, измеренные Спеллером, могли подсказать Ломоносову те изменения, которые он внес в библейские указания размеров левиафана.

Спеллер указал, что морская корова достигает длины 810 м и окружностью, в самом широком месте, до 9 м. ¹² Ориентируясь на такую величину животного, Ломоносов хотел ввести в какие-то рамки возможного фантастическое библейское описание строения и действия органов чудовищного животного. Исключив библейский гиперболизм в описании размеров левиафана, Ломоносов очень старательно обходит то, что Шишков называет его огромностью и что уместно было бы в Физиологах XVIXVII вв. , но не в стихах натурфилософа середины XVIII столетия.

Ломоносов нигде не упоминает о размерах левиафана в целом. У читателя должно сложиться общее представление о величине чудовища из трех первых строк 11-й строфы:

Как жернов, сердце он имеет И зубы страшный ряд серпов: Кто руку в них вложить посмеет

Откуда взяты эти образы Их нет в тексте книги Иова, где сказано так: Сердце его жесте, яко камень, стоит же, яки наковальня неподвижна. Ломоносов неопределенное камень заменил более точным в смысле размеров термином жернов, термином, связанным с понятием непрерывного движения, тогда как наковальня библейского текста слишком уж далека не только от научного, но и от поэтического представления о вечно работающем сердце животного.

Зато сравнение зубов левиафана с серпами представляется прямо навеянным описанием животного, найденного Спеллером, согласно описанию которого у морской коровы во рту вместо зубов на каждой стороне две

59

широкие, длинноватые, плоские, шаткие кости, из которых одна прикреплена к небу, другая к нижней челюсти. На обеих многочисленные, наискось под углом проходящие бороздочки и выпуклые мозоли, посредством которых животное размалывает свою обычную пищу, морские растения. ⁴³

Ломоносов свое стихотворное описание зубов чудовища должен был создавать сам. Библейский текст давал только эмоциональное о них представление: Двери лица его кто отверзити, окрест зубов его страх. Строки о зубах у Ломоносова рассчитаны на то, чтобы ввести описание левиафана в пределы возможного и разумного.

У Ломоносова отвлеченное страх заменено страшным рядом серпов, т. е. и здесь, как в отношении сердца, приняты размеры, хотя и очень значительные, но не выходящие из границ здравого смысла и основанные на реальном материале опытной науки.

Еще более сложная задача стояла перед Ломоносовым при переложении тех строк книги Иова, в которых описываются глаза чудовища и огонь, пылающий в его пасти: В чихании его возблистает свет: очи же его видение денницы. Из уст его исходят, яки свесы горящая и размечутся, яки искры гонении. Из ноздрей его исходит дым пещи горящая огнем угли. Душа же его, яко угле, и яко пламя из уст его исходит.

Ломоносов из этого обилия сравнений и метафор выбрал немногое. В его описании левиафана дымится гортань, т. е. пасть чудовища, а не ноздри; вместо сравнения его глаз с утренней зарей денницей Ломоносов ввел для них сравнение с раскаленным углем, в библейском изображении отнесенное к душе левиафана.

Тредиаковский, работавший над стихотворным переложением всей Псалтыри в начале 1750-х годов, заменил библейского левиафана китом:

В пространном океане том Бесчисленным гадам есть дом;