пучина, степи, а не обширные, пространные
места и тому подобное. Здесь как бы намечены географические ландшафты России
во всем их разнообразии степи, Уральские горы натр Рифейский, леса, моря.
Исследование этого необъятного
океана явлений, величия и красоты природы соединяет в себе воедино труд трудами
веки удивите и познание того, чего еще не видел свет, познание красоты и
соразмерности законов, управляющих вселенной.
И далее каждая строфа отведена
одной из наук, ее практическим возможностям, ее вкладу в созидание
красоты, ее
служению пользе.
Так, перечисляя в
девятнадцатой строфе многочисленные сферы применения тех отраслей науки и
техники, которые он называет механикой, Ломоносов на первом месте ставит
воздвижение памятников:
Из гор
иссечены колоссы, Механика,
ты в честь возвысь Монархам, от которых россы Под солнцем славой
вознеслись. .
.
А уже вслед за этим
прямым
служением красоте он говорит о строительстве флота Наполни воды кораблями и
соединительных судоходных систем моря соедини реками,
127
мелиоративных работ
И рвами
блата иссуши, усовершенствованиях артиллерийского оружия военные облегчи
громады и заканчивает обращением к архитектуре, т. е. к такой области
механики,
где органически сливаются практическая повседневная польза, служение насущным
материальным потребностям человека с воплощением в камне самых смелых
представлений человека о красоте и гармонии.
В следующей строфе двадцатой
эта идея синтеза пользы и красоты уже прямо названа как одна из двух основных
задач химии. Первая из этих задач изучение и разработка природных богатств
земного
недра; вторая воссоздание соединенными силами науки и искусства
преходящей, непрочной
красоты в природе:
Спеши за
хитрым естеством, Подобным
облекаясь цветом, И что прекрасно токмо летом, Ты сделай вечно мастерством.
Последние строки содержат
прямое указание на работу Ломоносова над получением цветного стекла для
создания в России мозаичного искусства наиболее стойкого вида изображений.
Заключительная
строфа своим
обращением к музе возвращает оду к ее исходному пункту, к первой строфе. Но
там были вопросы и ответы, нечто вроде неясно расчлененного диалога между
поэтом и музой, вернее, разговора с самим собой. Здесь же монолог
поэта, начатый
в пятнадцатой строфе, только завершается:
А
ты, возлюбленная лира, Правдивым
счастьем веселись, К блистающим пределам мира Шумящим звоном вознесись, И
возгласи, что нет на свете, Кто
б равен был Елизавете Таким блистанием хвалы. Но что за громы ударяют Се глас
мой звучно повторяют Земля, и ветры, и валы
